— А вы видели это частное владение? Да знаете ли вы, что это — развалившийся сарай, где мы живем уже седьмой год. А мамочке моей разве ей не хочется под старость лет пожить в благоустроенной квартире? Поехали ко мне, посмотрим.
Но они — ни в какую. Новую квартиру мы тебе не дадим, говорят, потому что дело твое по документам запутано донельзя. Старую дадим. А ехать мы к тебе и не хочем даже, некогда нам.
Да я и сам тут особо не настаивал, потому что маменька моя домик имеет прямо надо сказать неплохой для старушки. Но стоит этот домик действительно в деревне, и от него до города ехать действительно час восемь. Вот в чем вопрос.
Вы можете сказать, что зачем я приехал в город, а не жил в деревне? На это я могу вам ответить, что приходите ко мне и я вам дам для маменьки записку, и она поселит вас у себя бесплатно до коммунизма и дальше: любуйтесь природой, нюхайте навоз. А я буду жить там, где хочется жить мне, а не вам.
Вы тут рассуждаете, как моя Людмил очка, а она — большая дура. Это я вам сразу скажу. Она не потому дура, что вся в веснушках и коротконогая. Как известно, у нас ум человека вовсе не определяется его внешними данными. Говорят, артистка Мэрилин Монро тоже была большая дура. Нет, моя дура потому дура, что она — деревенская.
Тут вы, конечно, можете после такого заявления сразу же от меня отвернуться, тихо назвав меня тоже дураком. Но я далеко не дурак, мне и инженеры говорили, что я не дурак.
А она — деревенская, и я еще раз это повторяю. В ней все отрицательные ДЕРЕВЕНСКИЕ черты. Вот именно. Не колхозные, а ДЕРЕВЕНСКИЕ.
Если б она мечтала о жизни в новой преображенной деревне, тогда — другое дело. А ей хочется в грязи сидеть и ходить по субботам в баню. Хлеб ей печь охота. Я когда инженерам об этом рассказал, то они хохотали и говорят, что это — естественная тяга. А по-моему, это не естественная тяга, а естественная глупость дуры. «Давай в деревне останемся, Василек». Инженеры-то поди при естественной тяге отхватили себе двухкомнатную, а я остался с носом.
А вообще-то она у меня хорошая, Людмилочка. Всегда меня слушается. Правда, выше меня на голову, но мы с ней от этого не страдаем. Это я вам честно скажу.
Ну и вот. Значит, два года назад начальство мне сказало, что новую квартиру мне не дадут, а дадут старую, когда она освободится после двух инженеров, когда им дадут новую.
Я тогда естественно пошел сразу к этим самым двум инженерам по указанному адресу.
Было утро, и они оба очень удивились моему появлению, хотя ничего удивительного тут нету: просто пришел человек посмотреть, чтобы его не накололи.
А они мне оба сначала показались какие-то довольно подозрительные. Один, несмотря на раннее утро, спал в постели, вовсе не собираясь на работу. А второй и того чище — варил на электроплитке манную кашу.
Я много видел чудес, но чтобы здоровенный парень жрал с утра манную кашу — этого я, признаюсь, не видел.
Однако все объяснилось довольно просто. Тот, которого я разбудил из постели, оказалось имеет отгулы, почему и спит без продыха. А варитель манки оказалось варит ее для мамаши, которую я впопыхах не заметил.
Сидела тихо на табуреточке такая седенькая старушка, почему я ее и не заметил. Довольно милая на вид старушка, но тоже возбудила у меня подозрение, однако уже по другому поводу.
А что как, мне подумалось, ее битюги с квартирки съедут, а старушку тут оставят? У подлецов тогда будет две квартирки, новая и старая, а Горобец опять жди.
— Значит, решили от мамаши отдельно жить, — вроде бы пошутил я.
— Почему? — удивился битюг-кашевар. — Дом построят, и все уедем.
— А рад бы Женька-подлец от меня избавиться? — подала голос старушка.
— А то еще! Найду-ка я тебе какого старого хрена в женишки, хочешь? — отвечал подлец, снимая с плитки кашу.
— Неужели же вы хотите бросить свою мать в таком преклонном состоянии? — спросил я, дрожа.
— Еще не на то способен. Ему бы только девок водить, — ввернул второй инженер, вставая с постели.
— Яду мне хотел купить, — сообщила старушка.
Вот тут-то я и понял по природной сметливости, что граждане шутят.
Я мгновенно поддержал шутку, а инженеры стали: один — кормить мамашу, а другой — жарить на плитке колбасу, которой и меня угостили.
Я ел колбасу и осторожно осматривал квартирку, прикидывая, где мы что с Людмилочкой поставим. Огорчало, конечно, отсутствие теплого туалета. А так ничего себе была квартирка: батареи, вода холодная. Ничего, думаю, на первый раз. Потом увидим, а сейчас — ничего.
И инженеры мне понравились. Славные ребята. Они хоть шутки-то шутят, а я все равно к ним ходил каждый день. Шутки-то шутками, а вдруг найдется какой смутьян. Смутит их, подкинет деньжонок и — прощай хата Горобца.
Потому что питались они довольно скудновато. Утром к ним придешь, а они картошечку жарят. Или колбасу. Я их спросил, а они говорят:
— Мы из института первый год. Еще не взошли.
— А ты че, Саша, опять спишь? — спрашиваю я.
— У меня отгул.
— Что-то много у тебя отгулов.
Обозлился Саша.
— Сколько надо, столько и есть.
— Ну-ну, я же ничего.
А сам думаю, что, очевидно, он порядочный лодырь.