Веселие Руси

А жениха с невестой даже самый свинский язык не посмел бы назвать алкоголиками, потому что они даже и пьяницами не были, в отличие от тех пьяниц и алкоголиков, которые пусть и в небольшом количестве, но все же присутствовали на их свадьбе. Жених с невестой прилично и в меру выпили на своей свадьбе, после чего и любились на законных основаниях в широкой постели. Сладко дыша друг на друга перегорающей водочкой и тихо хихикая при воспоминании об отдельных нюансах отгоревшего праздника.

После чего мирно заснули. А как проснулся наш законный муж, то он немедленно весь оказался в поту страха и стыда, и он немедленно, тут же задрожал от страха и стыда, ибо проснулся он от громкого звука, который спонтанно испустил его организм, до отказа наполненный вином, пряными приправами, мясом и жиром.

И — чу! Чуть колебалась темная плотная штора, застилающая звездное окно, а наш мужчина и пошевельнуться боялся от стыда — лежал, не колеблясь, крытый красной краской стыда, и мысленно молился, мысленно прощался неизвестно с чем.

Внезапно он услышал сдавленный смех. Лукавый глаз любимой лежал с ним на подушке рядом. Он отшатнулся, желая раствориться в стене, но тут же облегченно, хоть и с некоторым еще стыдом, засмеялся и потянулся, целуясь, и они свились в один клубок, в единый организм, эти две составляющие части его и два источника. И какая-то пропасть сомкнулась над ними, да — сомкнулась, и они упали, и она сомкнулась над ними… Или — нет! НЕТ! Пропасть сомкнулась, но они взялись за руки, перепрыгнули и убежали. Они бежали…

Они бежали, дядя с девочкой, по зеленой отлогой плоскости, где буренушка пасется с полным выменем и во дворе хижины лесоруба мальчик играет, лукавый крошка с огромными синими глазами и отстегнутой джинсовой лямкой. Таких мальчиков, кстати, повадились нынче рисовать на модных холщевых сумках комически мочащимися или весело сидящими на горшке… Очень красиво!.. Это очень красиво, и я говорю вам искренне, что это очень красиво, потому что это — жизнь, а все, что жизнь — это очень красиво. Это вы и сами лучше меня знаете, потому что лучше и не живи…. твою мать!..

Да!.. И вóльно было мне изобразить, к примеру, что друг мой через несколько лет после описанного инцидента превратился в скотину с налитым пузом и сальной головой. И что жена его превратилась в такую же скотину… Вольнó, ибо во время моего последнего визита к другу, который жил в тот период на пятом этаже девятиэтажного дома в полуторакомнатной квартире, в городе К., на берегу сибирской реки Е., с видом на эту реку, во время этого визита я обнаружил моего друга в жаркой той квартире, тогда как мороз рыщет за окном и ледяной ветер свищет. Друг радостно встретил меня. Мы обнялись. Поужинали. Мне постелили в 0,5 комнаты — там, где балкон и вид на реку Е. (там немного дуло от балкона, если по совести сказать). А перед сном мы долго сидели на кухне. Пили чай. Рассказывали друг другу, кто что видел за истекшее расставание на территории РСФСР и к какому выводу пришел.

Жена моего друга читала на ночь в постели (под торшером) роман какого-то знаменитого советского писателя, напечатанный в журнале «Дружба народов», а друг мой ходил по жаркой кухне в одних трусах. Ходил, развивая планы дальнейшей жизни и явственно попукивая.

То есть, это даже и не то слово, а вернее — оба НЕ ТЕ СЛОВА!

Явно, а не явственно, и отнюдь не скрываясь, пердел, а отнюдь не попукивал мой друг: то нежно, с достойным переливом, как флейта, переходящая в валторну, а то вдруг — резко, отрывисто, будто возопил кто, зарезанный ножом разбойника на той узкой снежной тропиночке, которая по диагонали пересекает морозную Русь (РСФСР).

— Да перестань, имей в конце-концов совесть!.. — рассердилась Жена и обратилась ко мне: — Нет, ты посмотри — все-таки какая он стал скотина!..

— О чем ты? — изумился я.

— Как о чем?.. Ты что, тоже дурака валяешь?.. — она с сомнением посмотрела на меня, чуть-чуть покраснела и насупилась.

— Это вы о чем? — отвлекся мой друг и вопросительно, с неясным подозрением вдруг глянул на нас, будто бы застигнув меня и ее за чем-нибудь нехорошим.

— Это мы о том, что ты пердишь, — холодно сказал я. — О том, что ты пердишь, не стесняясь чужого присутствия.

— Чужого?! — злился или кривлялся мой друг. — А как ты сам, а? — показал он на меня пальцем. — А как ты сама, а? — показал он на жену. — Сказать, а? Сказать, а? Сказать, а? — наступал он на нее и на меня.

— Да поди ж ты… — услышали мы в ответ сердитый и все же (клянусь!!!) улыбающийся женский голос. Она вскоре и лицом улыбнулась, после чего зачем-то нарочито зевнула, отложила журнал, погасила лампу и закрыла глаза, явно показывая, что давно уже собралась спать. Мы на цыпочках удалились на кухню. Мой друг пукнул и сказал:

— Ничего у меня женка, ничего… А малого мы на неделю к старикам отвезли — у меня работы много, а она не успевает его утром в садик отвести, просыпает, сука!..