Крик привел в чувство медсестру. Она села, недоуменно озираясь, пока ее взгляд не остановился на лежащем рядом бездыханном докторе. Затем она увидела сеньору Гонсалес и, видимо, все еще не понимая, что происходит, смущенно одернула задравшийся и обнаживший смуглые бедра халат. Похоже, это движение что-то переключило в голове вдовы. Яростно завопив: «Проклятая сучка, верни мне мужа!» — мексиканка бросилась на мулатку и, несмотря на сопротивление, расцарапала ей щеку. Когда девушка с воем, на четвереньках — будучи не в силах встать — попыталась спастись бегством от утратившей разум сеньоры Гонсалес, та резво оседлала ее, словно опытная наездница, и принялась душить.
Еще одной трагедии не случилось только благодаря двум санитарам и охраннику, вовремя прибежавшим на шум.
Для Алекса закончилось прежняя жизнь. Из нее исчезли родители, которых он знал и любил. На похоронах, глядя на мать, Алекс не узнавал в этой постаревшей и полубезумной женщине ту, которая была ему столь близка, к которой он привык с рождения. Переводя недоуменный взгляд на то, что лежит в гробу, Алекс ощущал твердую уверенность в одном: это не его отец. Его отец в каком-то в другом месте, далеко отсюда. Может быть, в своей загадочной России — где-нибудь на Урале, в сказочных поселениях бессмертных старцев-ведунов, или в алтайских горах, или в масонских катакомбах таинственного и блистательного Санкт-Петербурга. А может быть, он стал астронавтом, как дядя Рон и теперь странствует по звездному небу..
Слова, ритмически организованные и явно связанные каким-то общим смыслом, звучали, словно повторяемая кем-то мантра. Откуда они взялись, каков их смысл? Алексу никак не удавалось понять. И было что-то еще, ускользающее словно сон, но все же более реальное, чем пробуждение... Ясное осознавание промелькнуло, подарив проблеск ужаса, и еще один эпизод из раннего детства всплыл радужным пятном из темной глубины.
— Папа, смотри: я нашел монетку!
Он подбежал к отцу, сидевшему в тени обрыва на чьей-то опрокинутой лодке, и положил в протянутую ладонь темный с прозеленью металлический диск. В другой руке отец держал початую бутылку текилы, завернутую в бумажный пакет, дабы не привлекать внимания блюстителей порядка.
— Ну-ка... Ооо! Да она старинная... Испанская, похоже. Или португальская... Ей, наверняка, не меньше трехсот лет!
— Она не золотая?..
— Медная. Ну и что! Если ее отчистить, будет сверкать не хуже золотой. Как же она здесь оказалась? Может быть, если копнуть глубже, найдется сундук с пиратским кладом?
— Ух ты! Здесь были пираты?
— Конечно! Лет двести-триста назад пираты везде были. И не только в Карибском море — в Тихом океане они тоже промышляли.
— Круто! Завтра с ребятами будем играть в пиратов. Я назначу себя капитаном, а эта монета станет магическим талисманом. Или амулетом... Она совсем настоящая!
— И от этого ваша игра тоже станет более настоящей... — подхватил отец, — это так важно! Достоверность — самое главное условие игры. Чем больше в игре предметов, внушающих уважение своей достоверностью, тем большую важность приобретает игра... Вот тело человека... или эта лодка — они совсем настоящие... А вот эта бутылка!..
Майкл Гонсалес приложился к горлышку и, сделав изрядный глоток, продолжил свои рассуждения. Он даже не обратил внимания на то, что Алекс уже не слушает его, увлекшись откапыванием воображаемого пиратского клада.
— Эта бутылка здесь самый настоящий предмет из всех! Ведь чем отличается настоящее от ненастоящего? Точнее,
Отец замолчал, сосредоточенно вглядываясь в темную глубину круглого бутылочного горлышка, словно пытаясь разглядеть выход в иной, более реальный мир...
Был субботний день. В выходные они частенько вместе выбирались к океану и подолгу бродили по берегу, купались, строили песочные замки, ели в какой-нибудь прибрежной закусочной, смотрели на закат... и поспешно возвращались домой, навстречу быстро надвигающейся с востока ночи.
Раньше отец никогда не пил во время их прогулок. Это случилось в первый раз. И в последний. Всего через несколько дней его не стало.
* * *