Веселовские

По-видимому, независимо от того, виновен ли был Веселовский в глазах царя или нет, прослышав о многочисленных жестоких казнях по сему делу (ведь известно: лес рубят  щепки летят!), он убоялся возвращаться в Петербург.

Живя долгие годы в эмиграции, он довольствовался лишь весточками с родины, до которых, впрочем, был охоч. В России сменились уже восемь императоров: Пётр I, Екатерина I, Пётр II, Анна Иоанновна, Иоанн VI, Елизавета Петровна, Пётр III, наконец, Екатерина II, а Авраам Павлович так и не предпринимал попыток туда вернуться, он свыкся с ролью наблюдателя издалека.

Почему? Именно этот вопрос задал Веселовскому посетивший его в Швейцарии граф А. Г. Орлов-Чесменский, на что получил ответ: На родину я вернусь только тогда, когда в ней утратят силу три пословицы: "Без вины, а виноват", "Хоть не рад, да готов", "Божье да Государево". Авраам Павлович тем самым возвышает свой голос против незащищённости прав личности (Без вины, а виноват), рабской угодливости (Хоть не рад, да готов), всесилия авторитарной власти (Божье да Государево). А это ставит Веселовского в ряд политических беженцев из России и роднит его с нашими эмигрантами третьей волны+

Из уважения к памяти видного дипломата император Александр I в 1803 году назначил дочери Веселовского пенсию в сто голландских дукатов. Другие потомки Авраама также получали субсидии от русского двора вплоть до 1843 года, то есть и при правлении явно не благоволившего к евреям Николая I. Как видно, наш опальный невозвращенец был после смерти полностью реабилитирован, а его заслуги перед родиной получили достойное признание.

II. Ментор для наследника престола

Вот парадокс: еврей Исаак Павлович Веселовский (16901754) обучал русскому языку будущего императора православной России  Петра III! При этом поражало не столько его безукоризненное лингвистическое чутьё (в конце концов, он родился в Москве и русский язык был для него родным), сколько произошедшая с Исааком метаморфоза. Ведь в гимназии Эрнста Глюка, учеником которой (вслед за старшим братом Авраамом) он был, Исаак слыл нерадивым учеником и первостатейным проказником, за что часто подвергался наказанию розгами. Но уже тогда, в школьные годы, сей шаловливый отрок отличался смышлёностью и тонким юмором, а впоследствии стал одним из оригинальнейших умов своего времени. Его искромётные остроты и каламбуры молниеносно передавались из уст в уста+

Как и брат, он был полиглотом и определился по дипломатической части, начав в 1707 году службу в Посольском приказе переводчиком с немецкого и латинского языков. Карьера у Исаака Павловича задалась, и уже в 1709 году он был направлен в российское посольство в Пруссию, а в январе 1710 года  в Данию.

Познания и опыт Веселовского, приобретённые в этих странах, оказали неоценимую помощь царю во время его второго великого путешествия по Европе в 17161717 годах, в ходе которого Россия намеревалась заключить союз с Пруссией и Данией против Швеции. Кроме того, царь высоко ценил поистине виртуозное владение Веселовским французским языком и, находясь в Париже, часто использовал его как толмача.

Вероятно, уже тогда, в путешествии, наш герой сблизился с Петром, иначе трудно объяснить его дальнейший взлёт: c 1718 года он был назначен секретарём и одновременно главой Иностранной экспедиции Посольской канцелярии, а с февраля 1720 года  секретарём всей Коллегии иностранных дел.

Однако дипломатическая фортуна отвернулась от него, когда вышло наружу бегство его опального брата. Пётр незамедлительно перевёл Исаака Павловича на самую рядовую должность в значительно менее престижную Берг-коллегию. Но скоро, поняв, видимо, что горнозаводское дело бесконечно далеко от устремлений бывшего дипломата, царь смилостивился и решил использовать его лингвистические познания. Пётр доверил ему обучение французскому языку своих августейших дочерей, цесаревен Анны и Елизаветы. Если учесть, что монарх прочил Елизавету в жёны французскому королю, можно с уверенностью сказать, что знанию сего предмета он придавал первостепенное значение и относился к нему с большим пиететом. Веселовский приобщал цесаревен к французской словесности и культуре в течение целых трёх лет  с июня 1722-го по июнь 1725 года! Не здесь ли следует искать истоки той галломании, которая впоследствии заполонит двор будущей императрицы Елизаветы Петровны?