— Ну, раз «му», то точно поняла, — удовлетворенно подмечает Барс, принимая вновь серьезное выражение. — То, что тебя пугает, естественно. Это бывает у всех. Слышишь, Вась? У всех. Тебе сейчас больно? Не тянет нигде? Как ты себя чувствуешь? Не жалеешь?
Вопросы, вопросы, вопросы, заставляющие краснеть и бледнеть. А последний Барс задаёт сбившимся на шёпот голосом, будто боится услышать в ответ, что жалею.
Я не жалею ни капли. То, что случилось, случилось целиком и полностью по моему желанию и с моего согласия. Думать о том, что я бы поступила иначе, если бы… Какие «если», когда мы вчера чудом избежали…
Господи… А ведь мы могли погибнуть… Могли же? И когда ехали в темноте, убегая… И когда в нас стреляли… И когда Андрей свернул на параллельную дороге тропинку… Да если бы кто-то свернул за нами, нам бы или скинуло вниз с обрыва, или расплющило о выступ скалы…
— Цветочек? — начавшуюся панику прекращает Андрей, встряхнувший меня за плечи. — Ты чего?
Смотрю на него во все глаза и прихожу в себя. Всё же в порядке? В порядке. Он рядом. Держит меня и смотрит в ожидании. Щурится слегка и поднимает одну бровь, как делает обычно, когда чего-то не понимает.
Точно! Он же ответа ждёт, пока я начинаю представлять себе возможные ужасы вчерашней ночи.
— А? А… Я нормально. Нормально, честно. Не болит, но… Эээ… У меня…
Как ему объяснить, что мне надо помыться, чтобы стереть что-то засохшее между бёдер, не знаю. Неопределённо развожу руками, бестолково шаря глазами по неровным стенам.
— Мне бы воды, — наконец формулирую какую-никакую, но мысль. — И с одеждой…
— С одеждой придется потерпеть. Пока побудешь в футболке. А с водой… Попробуем решить.
Оставив меня в самой глубине, запретив высовываться наружу, Барс аккуратно выглядывает из нашего укрытия и, прислушавшись, выходит полностью, пообещав быстро вернуться.
Томительные минуты ожидания растягиваются в вечность. Я успеваю вспомнить всё, что происходило с нами, и убедиться снова, что не жалею. Успеваю испугаться и занервничать, когда по моим подсчетам проходит полчаса, а Андрей не появляется. Успеваю заплакать от страха, и броситься к нему на шею, когда он показывается у входа, неся в бутылке воду.
— Знал бы, что устроишь потом, не рисковал бы, ползая по мокрым горам.
В его голосе снова веселые нотки, а во мне отчаяние лихорадочно ищет выход. Не придумываю ничего лучше, как повиснуть на нём полностью, обхватив и руками, и ногами.
— Полегче, Цветочек, я все—таки не железный, а влюбленный в тебя парень.
— М?
— Влюбленный и очень возбужденный, а тебе сейчас… нежелательно… Пока не заживет.
Отцепляюсь и смотрю туда же, куда смотрит Андрей. Вниз, на белые следы, среди которых тоже есть подсохшие коричневые дорожки.
— Вода умыться, а потом можно окунуться с этой стороны. Шторма вроде не было. По крайней мере, кроме водорослей к берегу ничего не прибило. А потом я тебя провожу.
— Проводишь?
— Домой. Тебе ведь надо переодеться?
— Мне? Да, надо переодеться, — повторяю, всхлипывая.
Дома наверняка уже сходят с ума, если еще не организовали наши поиски. И машина, машина же! В нас же… стреляли!
— А… Андрей…
— Купаться, Василис… Пока я держу себя в руках.
Если бы меня попросили рассказать, как мы спускались к воде, я бы не смогла произнести ни слова. Не помню, как отлеплялась от Барса, не помню спуска… Помню только его голос, который подбадривал и постоянно звучал впереди. Ещё помню горячую и уверенную руку, которая сжимала мою ладонь.
А потом помню брызги и холодную воду, накрывшую полностью. И снова рука. Точнее, две руки, которые держали меня под водой и над водой, пока я отфыркивалась.
— Успокоилась? Постой спокойно, я сам всё сделаю. Только держись за плечи.
Послушно хватаюсь за Барса и охаю… Боже… Боже мой… Он что, сам⁈ Сам обтирает мои ноги, смывая все следы… Осторожно касается
Контраст горячих пальцев и прохладной воды рождает целую армию мурашек. Дрожу, но не от холода, а от того, как Андрей задерживается, слегка сжимая пальцами чувствительную кожу.
— Тсс, — просит Барс и прикасается к коже живота губами. — Всё хорошо…
— Хорошо, — эхом повторяю. — Андрей? — дожидаюсь, когда он выпрямится и замрет напротив моего лица. Для этого приходится встать на носочки, нащупав под водой каменный выступ. — Я не жалею. Ни капельки не жалею, слышишь?
Ответом мне служит полный тягучей нежности поцелуй и ласковое скольжение ладоней по спине и плечам. Будто бы боясь меня потревожить, Барс водит руками, позволяя мне самой прижиматься к нему. Как ночью, когда он просил двигаться самостоятельно…
— Придётся пешком через деда Семёна. Сможем?
— Сможем, — соглашаюсь, чувствуя, что могу пойти хоть на край света.
Вода приятно освежила тело и мысли. Поцелуи, которые чуть не переросли в горячее продолжение, отогнали все плохие мысли, а уверенность Андрея передалась мне. И теперь я готова на любые подвиги, если…
Если меня покормят. Кушать на самом деле очень хочется, а ягоды, которые Барс набрал мне, пока мы по едва заметной тропинке выходили к трассе, только распалили аппетит.