Веселые каникулы мажора

— Спокойная красивая девочка, — продолжает, пока я в страхе прикусываю губу, ощущая во рту металлический привкус. — Свела с ума… Обо всём забыл, Василиса… Обо всём… А ты… Ты маленькая дрянь, которая ничего не замечала и не хотела замечать… Мальчика себе нашла? Мааааальчика, — хрипло смеется, резко выбрасывая вперед руку и касаясь оголенного плеча огоньком. Кожу стягивает болью, и я дергаюсь вправо, заваливаясь на лавку. — Мальчика. А мальчик твой где, знаешь? Гниёт на нарах. В прямом смысле слова гниёт, Васенька… Ещё немного и разлагаться заживо начнёт… Что так смотришь? Страшно? Разве я страшный, м? Разве страшный?

Крепкая ладонь хватает лямку сарафана и тянет на себя. Натягивая ткань до треска ниток. Бью ногой в попытке защититься и попадаю. Куда-то попадаю, но даже не успеваю узнать, куда именно. Голова запрокидывается от жёсткой пощечины.

Пётр склоняется ниже, очерчивая шершавым пальцем мои губы. Оттягивает нижнюю, не позволяя отодвинуться.

— А могла бы всего избежать, если бы ответила мне… Чем плох? А? Чем, Вася? Или лучше называть тебя дочкой?

В мужском шёпоте воедино сплелись ненависть, злость, издевка и что-то ещё. Что-то странное, и именно оно внушает ужас. Отчим словно зачитывает мне приговор…

— Ты… больной! — собрав всё мужество, выплевываю свои последние слова ему в лицо, за что получаю новый удар. Он приходится по голове, и я будто отключаюсь.

Кровь уже не капает, а затекает в горло, сворачиваясь там. Задыхаюсь, но не могу даже опустить подбородок, потому что Савельев по—прежнему удерживает меня, второй рукой разрывая остатки сарафана.

Это… конец… Конец…

Перед глазами проносится та грозовая ночь, когда мы убегали с Барсом от страшных машин. Почему в свой последний момент я думаю не о лучших моментах, а вспоминаю погоню? Может быть от того, что никогда не чувствовала себя более защищенной?

Слышу глухие выстрелы и звук разбитого стекла… нам тогда попали в машину, и заднее стекло осыпалось мелкой крошкой…

Тяжесть давит на грудь, глаза закатываются, а из горла рвётся хрип. Неужели всё?

*Исп. — Mr. Credo «Воздушный шар»

Глава 39

Лето 1998 год. Василиса.

Когда-то помню в детстве я, мне пела матушка моя,

О том, что есть счастливый край, в котором жизнь не жизнь, а рай.

Там нет ни слез, ни бед, ни бурь, а в небе чистом как лазурь,

Над очертаньем рек и сел па́рит, па́рит степной орел.

Не улетай, не улетай, еще немного покружи

И в свой чудесный дивный край ты мне дорогу покажи.

И хоть он очень далеко ты долетишь туда легко

Преодолеешь путь любой, прошу возьми меня с собой…

Возьми меня с собой…

©️ Александр Маршал — «Орел»

— Вась… Василис, — испуганный и очень тихий голос.

Знакомый голос зовёт меня, распластавшуюся под тяжестью… Мамочки!

Визжу так, что у самой же закладывает уши, но рот тотчас закрывает ледяная ладонь.

Начинаю брыкаться в панике, не совсем понимая происходящее. Выхватываю картинку разрозненными частями и еще сильнее брыкаюсь, забыв о том, как пару минут назад прощалась с жизнью.

Выстрелы… Они мне не вспомнились, они… были…

Луч солнца как в насмешку отражается от гладкого бока пистолета, небрежно брошенного на деревянном полу.

Тяжесть, которая давит сверху, это… это…

— Ааааааа, — ору снова, и снова ладонью перекрывают доступ к кислороду.

— Вась, не ори, Вась! Послушай…

Но я не слышу. Вдыхаю, выдыхаю и качаю головой, показывая, что больше не буду голосить, хоть и хочется. Лучше вообще отключиться и не видеть, но где же взять такую роскошь, как умение впадать в беспамятство по желанию.

Дышу, дышу, дышу, во все глаза рассматривая Вику.

— З…ззззачем? — это максимум, который могу выдать.

— Потом, — шепчет сестра. — Помоги мне. Да помоги же, — злится, видя, что я не шевелюсь. — Надо стащить его и спрятать… хотя бы в бане…

Зажмуриваюсь до боли в веках и, стараясь не смотреть на Петра, отпихиваю ладошками отяжелевшее тело. Неживое тело.

Боже! Он же… Он…

Мне это кажется?

Но нет, всё происходит наяву: мёртвый отчим, изо рта которого течет струйка крови, а вся одежда заляпана бурыми пятнами, удушливый запах пота и биологических жидкостей в совокупности составляют невыносимый коктейль.

— Вася, быстрее! — торопит сестра, и я наконец-то отвоёвываю свободу.

На коленях выползаю из угла и помогаю Вике. Отвожу взгляд, но, когда он все-таки попадает на рваные края ран, сгибаюсь пополам. Меня рвет до спазмов, до жуткой боли в желудке.

— Ваааасяяяя, — уже с отчаянием кричит Вика, и я медленно по стеночке поднимаюсь на ноги.