Веселые каникулы мажора

Мы слышим, как хлопает калитка, отдаваясь вибрацией по металлическому забору. Замолкаем и замираем, понимая: это кто-то чужой.

— А если он был не один? — почти одними губами спрашиваю сестру.

— Один, — мотает она головой. — Я проверяла.

Не успеваю спросить, когда она успела. Совсем рядом раздаётся имя нашей бабушки, потом мамы, а потом…

Потом в дверном проеме, загораживая свет, возникает незнакомый мужчина.

Быстр оценивает картину и громко присвистывает.

Вика белеет так сильно, что на ее лице даже губы сливаются с цветом кожи. Только глаза выделяются, из которых быстро-быстро капают крупные слёзы.

Пока мы в оцепенении не знаем, что делать, и с силой стискиваем одежду Петра, мужчина оборачивается и насмешливо зовёт спутника:

— Серый, а ты боялся, что опоздаем. Тут дамы уже справились без нас. Василиса, я правильно понимаю?

— Она, — в предбаннике совершенно не остается места, когда Кейс входит внутрь. Бросается ко мне и поддерживает за плечи, отцепляя задеревеневшие пальцы от куска ткани.

Все также придерживая, выводит на свежий воздух, пока незнакомец о чем-то спрашивает Вику и помогает сестре присесть на траву возле бани.

— Никуда не уходить, — строго приказывает, и оба они скрываются от нас, плотно прикрыв дверь.

* * *

Пожарная машина с трудом разворачивается в узком проезде, чтобы залить в бак новую порцию воды. Только это лишнее: баня выгорела дотла, пока они ехали.

Ни одна из построек не пострадала. Об этом позаботился Сергей со своим отцом. О том, что незнакомец и есть папа Кейса, выяснилось позже. Сначала долго сидели, прислушиваясь к шуму внутри, и разговаривая.

— Почему? — я ещё пытаюсь сформулировать вопрос, а Вика уже его понимает.

— Почему? — переспрашивает, и жует травинку, сорванную у ноги. Раньше бы она никогда не дотронулась даже, а сейчас жуёт стебелёк, прислонившись затылком к нагретым за день брёвнам. — Почему… Ты знаешь, я ведь тебя ненавижу. Ненавидела, если точнее. Столько лет ненавидела, сколько лет его любила.

Мне больно шевелиться, но я все равно кривлюсь на викино признание.

— Осуждаешь? Имеешь право. Я же сначала думала, что пройдет. Увидела его давно. Он тогда моложе был. Красивый такой, одет хорошо, пах вкусно. Мы встретили его в магазине с мамой. Вежливый, приятный. Мне кажется, я тогда уже пропала. Рассказала маме, но она меня наказала, запретила даже думать. Я-то тогда еще в школу ходила, а Петя… Петя уже был успешным мужчиной. Знаешь, это как… одержимость… Как наваждение… Нельзя, но ничего не можешь с собой поделать…

Вика говорит рвано. Часто делает паузы, прикрывая веки. А я не могу толком вдохнуть.

— Так я и заболела им. А потом… Потом Петя женился на маме. Я, Вась, пыталась… Пыталась понять… Уговаривала себя, запрещала… А сама все равно мечтала. Ждала, когда вырасту и он рассмотрит меня… Но он… Он… — Вика срывается и плачет, не давая мне приблизиться. — Он выбрал тебя. Я же видела, как он смотрит… Как мужчина, Василис… А ты не замечала… Боялась его, пряталась, ещё больше подогревая… Однажды я подслушала их с мамой разговор. Она просила не трогать тебя, но Петя пригрозил, что убьёт всех… Тогда я увидела, как он ударил маму… И я… Я порадовалась, Вась! Порадовалась…

Плач переходит в смех, а потом снова в плач.