Веселые сумасшедшие, или зарасайские беседы

Аркадий: Я бы хотел в скобках заметить, что я не учитель и у меня нет учеников. Игорь, который называет меня своим учителем, не мой ученик. Я рассказывал здесь недавно притчу. Эта притча о том, как шли три странника, остановились на лысой горке, сварили на костре кашу, подкрепились и стали делиться опытом.

Один говорит: "Когда я варил кашу, я видел кошку, которая наблюдала за воробьями, а потом цап-царап и съела воробья. И я научился у этой кошки терпению. Моим учителем была кошка".

Второй странник говорит:

"Я учился у воробьев. Хотя кошка их подстерегала, они беззаботно и весело прыгали. И я научился у них беззаботности".

А третий помолчал и сказал:

"Я наблюдал за лысой горкой, ей было наплевать и на птиц, и на кошек, и на странников, и на то, что они говорят. И вот этой высокой безучастности я учился у лысой горки. Моим учителем была лысая горка".

Так вот, я был для Игоря лысой горкой, и Игорь сумел извлечь полезный урок для себя. И это больше говорит не обо мне, а о нем. Я не учитель, потому что у меня нет учеников, нет метода, нет психотехники и нет желания иметь это и быть учителем. У меня нет ни одного ученика ни в Америке, ни тем более в Литве, о чем я могу с гордостью сообщить. Мои отношения с людьми складываются по принципу дружбы и любви. Кого я люблю – того люблю. Кто меня любит – тот меня любит. У вас, Валентас, фатализм: кто баран – тот баран, кто прорвется – тот прорвется, кто не прорвется – тот катится… все это уже было, и, вообще, не надо суетиться. А что надо, Валентас? Жить, что ли, надо?

Валентас: Это уже другой автор.

Аркадий: Да, это другой автор, и пусть он отвечает за свои слова.

Валентас: Что надо и чего не надо, об этом я не хочу говорить, но, по-моему, тут проскальзывает какое-то глубокое уважение, типа: человек – это звучит гордо.

Аркадий: Нет, я никогда в жизни не говорил, что человек – это звучит гордо. Я говорю, что слуга – это звучит гордо. Слуга, тот, кто служит другому, тот кто служит Богу.

Валентас: Когда такая мысль приходит, я ее воспринимаю по-другому: опускался, опускался и опустился на самое дно колодца.

Аркадий: Тот, кто тонет, тот утонет, а если два барана проскочат, то проскочат сами – такая точка зрения меня не привлекает. Друзья, на повестке кефир, давайте закрывать собрание. Ваши вопросы, претензии, соображения.

Таня: Валентас, вы говорите о многомерности пространства, а интуиция из какой "мерности"? Я в справочнике прочитала, что интуиция – это способ сверхмышления.

Валентас: Когда работаешь на пределе сил, когда нет сил и времени думать, появляется ощущение, что это и есть нужная часть пространства. Я затратил много времени на изучение странностей этого мира, и одна из моделей, которую можно воспроизвести, говорит примерно следующее: в трехмерном пространстве само пространство может развернуться только таким способом, каким мы видим, вплоть до жизненных форм, реализующих заложенную в них свободу, и само измерение уже практически задает то, что получится в этом пространстве. Вот и получается, что другого результата не может получиться, если нет другого наблюдателя в допустимых параметрах. Единственное не вмещающееся в трехмерность – сознание. А в связи с интуицией при таком подходе можно увидеть, какое место трехмерное пространство занимает во всем остальном возможном объеме и как это все связано. Понимаете, все эти разговоры по сути сводятся к тому, что если вы можете воспринять этот мир как частный случай более сложного, то тогда такая возможность состоится. Попробуйте поразмыслить о количестве измерений. Как бы вы могли представить себе четвертое измерение? По-моему, это хорошая задачка… На мой взгляд, степень привязки к трехмерности и определяет все все измененные состояния сознания как клинические, так и не клинические. Однако чем они отличаются – это определяет только зритель со стороны.

Аркадий: Валентас, вы только что говорили о пространстве сознания как об объективной характеристике реальности, а сейчас вы говорите о состояниях сознания. Идет ли речь о том, что пространство это является состоянием сознания, его аспектом или же пространством является само сознание?

Валентас: Вы меня извините, но залезать в такие дебри совсем не хочется. Мы можем утонуть в этих терминах.

Аркадий: Все правильно, но человек спрашивает вас о всяких фокусах четвертого измерения, а вы на это отвечаете, что это все доступно в измененном состоянии сознания, т.е. вы все сводите к странностям.

Валентас: Ну, не совсем так, когда это проявляется, то проявляется. Как правило, все эти странности связаны с измененными состояниями сознания. Измененное состояние – это термин, нечто наукоподобное. Так вот, в этих случаях я, честно говоря, не знаю, что невозможно. Фактически возможно все то, что вы можете себе представить, ограничений практически нет. Да и странным это кажется лишь наблюдателю изнутри трехмерности.