— Не отставай, — вяло сказал вихрастому бедолаге второй полицейский. — Предупреждал ведь — нельзя отставать. Память-то того…
— Память-то ничего, — усмехнулся бедолага. — Особенно у боков моих да шеи крепкая память. Долго помнить будут.
— Это ты про что? — поинтересовался Цопа.
— Да все про то же, про брата, — улыбнулся вихрастый. — Путают нас с Фанчиком. Мать родная и та не разбиралась. Фанчик напроказит, а мне, бедолаге, таска. Скажите, ваше благородие, что там брат мой набедокурил? За что я отвечать должен?
— Молчать! — устало произнес Цопа, вглядываясь вперед — не показались ли хаты Слободзеи.
Но когда, наконец, незадолго до заката, этап прибыл в Слободзею, то Цопа приказал не останавливаясь шагать дальше. Уж очень не по душе пришлась та встреча, которую — вольно или невольно — оказали им жители села. На улице тут и там попадались мужчины, женщины. Как назло, почти все вышли из хат. Ребятишки играли, старики грелись на солнце.
— Словно на ярмарке! — сплюнул Цопа. — Что мы, медведи ученые, что ли?
И даже радушное приглашение старосты остановиться и передохнуть было Цопой отвергнуто — он боялся, что может повториться бужорская история. А селяне узнали Бэрдыхана и переговаривались, недоуменно пожимая плечами: как это бужорский староста попал под арест?
— Может, он и есть тот смутьян, которого вся полиция две недели ловит? — смеялись крестьяне.
Весть же о том, что среди арестованных находится мош Илие, никого не удивила — это Цопа сразу приметил. Значит, знали уже. И вышли встречать.
— Вон он, копач? Мош Илие! — слышалось отовсюду. — За то, видно, страдает, что только возле нашего села пять колодцев вырыл!
— Ну-ка, — подступили к Цопе несколько крепких парней, — скажи, за что старика мучаешь! Мош Илие на виду у всей Молдовы жил, за ним ничего дурного нет — любой поручится. Отпусти старика, казенная шкура! Мы его сами до города довезем!
— Тише, люди добрые, — сказал мош Илие. — Я суда не боюсь, убегать не собираюсь, до города, как положено, дойду и там со всеми друзьями повидаюсь. Так-то… А Цопа тут ни причем — дали ему приказ, он выполняет… Спасибо, родные!
— Правильный разговор! — сразу же вновь обрел храбрость духа струхнувший было Цопа. — Мы службу исполняем, рассуждать не приходится. Так что осторожнее насчет всяких там слов…
— Ветер разжигает огонь, слова разжигают вражду, — сказал Бэрдыхан.
— Смотря какие слова… Лживые разжигают, а правдивые гасят, — пригладил усы мош Илие.
— Как вам помочь, дедусь? — спросил копача самый широкоплечий из парней.
— Мы еще с тобой повеселимся, — улыбнулся копач. — И это будет очень скоро. Почему ты смотришь на меня так недоверчиво? Разве я обманул кого-нибудь в своей жизни?
— Я верю вам, дедусь, — сказал парень. — Жду вас в Слободзее!
Все это очень не понравилось Цопе. Он не сказал ни слова, но решил уходить отсюда, как можно скорее. Господи, насколько легче и спокойнее было водить конокрадов! Никто никогда их не защищал. Даже наоборот — если конокрад пытался убежать, то крестьяне помогали его изловить!
Цопа посоветовался со своим подчиненным. Тот предложил остаться в селе поужинать, отдохнуть.
— Ясно, — сказал Цопа. — Значит, пойдем дальше! Спасибо за совет.
— Шагом а-а-арш! — громко скомандовал он. — Не разговаривать, не нарушать, не оказывать сопротивления!
Выведя этап за околицу села, Цопа сказал:
— Не торопись! Смотри по сторонам! Ищи привала! Мош Илие посоветовал пройти еще верст пять и остановиться в маленькой рощице возле старого ветряка.
— До вечерней зари, может, и поспеем. Бэрдыхан, который надеялся, что в Слободзее его нагонит каруца, не очень расстроился:
— Вы не знаете моего батрака! Он мне предан, как пес. Любит меня и чтит больше отца родного. В Слободзее меня не догонит — дальше поедет. Вот помяните мое слово! Смотрите только на дорогу. Кто первый моих волов заметит, тому жареного цыпленка… Там припасу хватит!..
…А волы Бэрдыхана тем временем приближались к Слободзее.
— Вы что ж, хотите моего хозяина догнать? — спросил наконец возница братьев.
— Да, — сказал Митикэ. — А чего же мы гнали этих несчастных волов, словно они скаковые лошади?
— Вы гнали, не я! — пожал плечами возница. — В Слобоздею въезжать не буду.
И он действительно повернул каруцу, проехал шагов двести по выгоревшей траве и остановил волов под курганом.
Братья удивленно переглянулись.
— Что ж, значит, хозяйкин наказ не желаете выполнять? — спросил Митикэ. — Бедный староста идет по дороге, страдает, худеет, умирает от голода… И вам не жалко?
— Вот ему, — ткнул кнутовищем в бока вола возница, — жалко: товарища по выпивке потерял… — Наказ мне дан какой? Хозяина догнать. Вот в Слободзее нынче, не ровен час, прямо на него и наскочим.
Братья понимающе переглянулись.
— Так уж я лучше завтра поутру в село-то въеду, — продолжал возница. — Подожду в Слободзее денька два-три, а потом назад, до дому. Хозяйке доложу: не догнал, дескать…
— Понятно, — сказал Фэникэ. — Ну, а нам в Слободзею скорее нужно!
И он с завистью поглядел на сложенные в каруце запасы еды для старосты.