– Все тело? – спрашивает она тихо, не своим голосом. Не оставляет чувство, что он сейчас говорит не только о физических ранах.
– Практически всё.
– Когда-нибудь расскажешь, что с тобой случилось, Вик?
– Любовь со мной случилась. Сука, так влюбился, что сгорел. – Вик смеется. Но не так, как обычно, а ядовито, с горечью.
Он весь вечер на пределе, Вера же видит это. Чего добивается? Хочет сломать его сейчас? Что ей это даст?
– Если не хочешь, чтобы тебя трогали из-за шрамов, то, милый, – она впервые называет Белова милым, – они меня не отталкивают. Честно. Ты такой, какой есть, меня не отвращает твое тело.
Вик резко поднимается, подходит к окну и начинает опускать жалюзи.
– Дело не только в этом, Вера. Хотя и в этом тоже.
Он вдруг внезапно кидается к ней и падает на колени у ног, вскидывает голову, смотрит снизу вверх. Показывает на затылок.
– Вот тут дело. В голове. – Белов смотрит на нее безумными, дикими, зелеными, как жухлая трава в парке, глазами с узкими зрачками-точечками. Вера впивается ногтями в обивку дивана, чтобы не отшатнуться. – Все наши проблемы и удовольствия здесь.
Он все тычет и тычет в макушку, а Вера смотрит, понимая, что ее глаза начинают слезиться. Но ей нельзя плакать. Она все испортит, если начнет его жалеть, Белов не простит ей этого никогда – это она знает точно. Он вынесет все – и боль, и отвращение, и презрение, но не жалость.
– Со мной не будет иначе, Вера. У меня ПТСР, гребаная, мать ее, психотравма, я не выдерживаю женские прикосновения к шрамам, а они повсюду. По всему телу. Это основной триггер, хотя есть и другие. – Вик проводит руками по груди, плечам, животу, бокам. – Везде шрамы. Ты видела лишь часть, там дальше еще интереснее.
– Триггер?
– Событие, вызывающее приступ. Люк, который открывает яму, стоит его коснуться. Люк в гребаное прошлое, в тот самый момент, когда моя кожа сгорела. Временной тоннель, блин, а не шрамы. Надоело уже падать в нее снова и снова, но я не могу удержаться. Мой врач говорит, что когда-нибудь смогу, но восемь лет уже прошло, а толку.
– Боже, Вик…
– В голове центр боли и центр удовольствий. Я могу получить кайф только от образов, от процесса, без физической стимуляции. Ты знаешь, как я реагирую на тебя. Но чтобы мне стало больно, меня также не нужно физически ранить.
Вера смотрит на него, как загипнотизированная.
– Все это очень сложно, я сам едва разобрался. Но деваться некуда было, пришлось. Просто пойми, у меня однажды съехала крыша, а потом так и не встала до конца на место. – Вик крутит указательными пальцами обеих рук у висков. – Я даю тебе возможный максимум, ты должна это четко понимать. И когда ты захочешь уйти, я тебя не буду удерживать. И возвращать не буду. Потому что предложить мне тебе, Вера, нечего. И да, ты все время намекаешь, и, если так сильно хочешь, я отвечу тебе прямо: я с тобой встречаюсь. Не знаю, как ты относишься ко мне, но я встречаюсь. Только с тобой. Я бы никогда не поступил так, не стал бы параллельно трахаться с кем-то еще.
– Прости… Мне просто хотелось это услышать прямым текстом. От тебя. Я просто… не очень уверена в себе.
Вик смеется, поднимается и садится рядом на диван, вспышка безумия в глазах угасла, он снова такой, как всегда. Забавный, надежный и очень близкий.
– Тогда мы нашли друг друга.
Он все еще смеется, и этот его смех без причины начинает раздражать.
– Я ревную тебя, Белов. – Вера откидывается на диване, сгибает ноги в коленях, он машинально начинает их поглаживать.
– Со мной всё не по-настоящему, Вера. Ненастоящий роман, ненастоящий секс, даже объятия односторонние. Но верность я тебе гарантирую настоящую. Я снова об этом говорю только потому, что знаю, как поступил с тобой Артём и что для тебя это важно. Я с тобой, потому что ты меня заводишь. Очень сильно заводишь. Вот здесь, – снова показывает Вик на голову. – Я ни о ком другом не думаю. Честно. Твои образы такие сильные, что я кончаю просто от того, что кончаешь ты. Неужели ты не покраснела? Неужели Вера взрослеет, ей будто уже не тринадцать, а шестнадцать! А нет, краснеет. – Он комично качает головой, поджимает губы, дескать, за что ему такая любовница, и Вера смеется, легонько пихает его ногой, он ее ловит, целует. – Меня посадят за связь с малолеткой, ей-богу! Я сгнию в тюрьме.
– Иди ты, Белов. Я этот процесс не контролирую.
– Мы балуемся, Вера. Ты и я. Как два подростка. Но потом ты «вырастешь», захочешь быть с кем-то нормальным, и на этом все закончится.
– Вик…
Она хочет возмутиться, но Белов не дает. Резко поднимает вверх палец, и почему-то Вера подчиняется, замолкает на полуслове.