Весеннее пробуждение

Она вскочила со стула и уже хотела заключить его в объятия, когда заметила гипсовую повязку на руке и твердую шину на одной ноге. Пришлось ограничиться тем, чтобы положить руки ему на плечи.

– Что ты тут делаешь? – выпалила она и тут же покраснела.

Стоило бросить взгляд на костыли – и становилось понятно, что он тут делает.

Губы Эдварда дернулись в кислой улыбке.

– Я слышал, тут собирают разбитых Шалтай-Болтаев, вот и решил зарезервировать место.

Однако в его галантном тоне слышалась горечь, и у Виктории сжалось сердце.

– Мне очень жаль, что и ты свалился со стены.

Эдвард пожал плечами и поморщился:

– По сравнению с другими мне еще повезло. Меня подштопают и отправят обратно на фронт.

– Хочешь присесть? Ты голоден? – Виктория отодвинула соседний стул. Эдвард со вздохом сел и приставил костыли к столику. – Неужели все настолько плохо?

Глядя в его грустные голубые глаза, Виктория с тоской думала о Ките, Колине, Себастьяне и всех остальных юношах из Каверзного комитета.

– Да, скверно, – ответил Эдвард. – Знаешь, в рассказах наших отцов война представлялась эдаким благородным походом, овеянным романтикой. Только это совсем не так. Правда, у Себастьяна отец погиб в бурской войне, и нам бы следовало понимать, что не все так радужно. Но мы не поумнели. Мы думали, что отправляемся в очередное приключение и будем писать домой восторженные письма. Так вот, война – это не веселое приключение. Война – это грязь, мерзость и скука, это когда в двух шагах от тебя взрывом разрывает на куски твоего товарища, это…

Виктория ахнула.

На красивом лице Эдварда появилось виноватое выражение.

– Прости, милая. Мне не следовало заводить этот разговор.

Девушка потянулась через столик и сжала его руку. Она не слишком хорошо знала Эдварда, но война успешно сметала на своем пути все мелкие условности и правила этикета. Возможно, теперь их место займет искренность.

– Как печально, что тебе и всем нашим друзьям пришлось повидать такое. Летние пикники нравились нам гораздо больше, правда? Неужели война – это всегда только разрушение? – Виктория прижала руку ко лбу. – Наверное, я выгляжу ужасно наивной.

– Ты выглядишь обворожительно, как всегда. И я думаю, что война сейчас более разрушительна, потому что оружие становится все мощнее. Но давай не будем о войне. Мне придется вспомнить о ней достаточно скоро, когда я вернусь в полк. Давай поговорим о другом. Например, о наших друзьях и веселых пикниках под деревьями. Знаешь, я часто вспоминаю то время, каким прекрасным оно было. – Эдвард искоса взглянул на нее. – Кстати, как поживает Кит?

Виктория не обратила внимания на его многозначительный взгляд.

– Хорошо, насколько мне известно. Я не видела его уже пару недель. Сейчас он проходит какое-то особое обучение рядом с Батом. Какое именно, не знаю. Скоро должен получить короткий отпуск. Наверняка тут же примчится ко мне за острыми ощущениями. А ты получал новости от своего друга – ну, того, который глаз не спускал с Дафны? Как его зовут?

– Альберт?

– Точно, Альберт.

Отвлекающий маневр удался, и молодые люди разговаривали об общих знакомых, пока не пришло время Виктории возвращаться к пациентам.

За Эдвардом пришла сестра из его отделения – молодая женщина, которую Виктория знала лишь мельком. Весь остаток дня она была непривычно подавлена. Даже услышанная от одной из сиделок похвала за первый самостоятельный день в госпитале не смогла поднять ей настроение. Только теперь, когда она увидела среди этих раненых и покалеченных мужчин, которых, безусловно, жалела, но которые все-таки были ей совершенно чужими, своего приятеля, она по-настоящему поняла, какое горе несет с собой война. По дороге домой Виктория даже не стала задерживаться, чтобы поболтать с поварами на кухне, а просто направилась к соседнему кварталу, где ее обычно поджидал шофер.

Когда Виктория еще только начинала работать в госпитале, она попросила Пита высаживать ее перед особняком Блэкморов, но, после нескольких язвительных замечаний от других добровольцев, договорилась с ним о встречах подальше от любопытных глаз. Она пробовала ходить на работу пешком, но после скрутившего ее на полдороге приступа астмы вынуждена была признать, что расстояние слишком велико.

По вторникам Элинор всегда навещала мать, Сюзи тоже куда-то таинственно исчезала по вечерам и возвращалась домой поздно. Оставалось только гадать, чем занимается маленькая посудомойка, поскольку все попытки Виктории вытянуть из нее хоть что-то не увенчались успехом. Наверняка чем-нибудь пикантным, но сегодня у Виктории не было сил на разгадывание загадок. Она чувствовала смертельную усталость и тоску. Может, завтрашний приезд няни Айрис поднимет ей настроение?