Весеннее пробуждение

Она уставилась на свою тарелку, не в силах смотреть, как он медленно, мучительно ковыляет в спальню. Ребенок внутри затрепетал, словно чувствуя ее настроение. Несколько минут Пруденс прислушивалась к издаваемым Эндрю звукам, но вскоре в квартире повисла такая тишина, что было слышно тиканье часов на каминной полке.

* * *

Виктория стояла на носу парома. Вдалеке виднелись силуэты британских и французских кораблей, охраняющих заветную полоску воды между Кале и Дувром. Присутствие кораблей придавало уверенности. Работа во Франции закончилась, и Виктория с радостью возвращалась домой. С нее хватило крови, грязи, отчаяния, постоянного, вибрирующего страха, который пронзал ее каждый миг, и сознания, что мужчины под ее опекой умирают и она сама может умереть в любую минуту. Каждую ночь Глэдис плакала перед сном, и хотя Виктория ее не винила, она не могла к ней присоединиться, иначе ей уже не удалось бы остановить рвущийся наружу крик.

Но боль причиняли не только страдания Глэдис, сильнее всего ранили мужские слезы. Тихий плач, вызванный болью, потерей конечностей или смертью товарищей, истекших кровью в шаге от них. Виктория держала их за руку и давала возможность выговориться, хотя прекрасно знала: если бы им довелось встретиться в обществе, солдаты никогда не позволили бы себе подобных грубостей и безобразных подробностей. Но здесь, лежа на железных койках и слушая мучительные стоны других раненых, они нуждались в исповеднике. Поэтому удивительно спокойным голосом делились с ней невообразимыми картинами, которые представали перед ней всякий раз, стоило Виктории закрыть глаза.

Она боялась, что никогда не сможет от них избавиться.

Ко всему прочему добавлялась постоянная тревога за Кита. И эта тревога прогрызала желудок, как застаревшая язва.

Кавалерственная дама Фурс и остальные добровольцы сидели в каютах. Без сомнения, они решили, что Виктория сошла с ума, раз добровольно вышла на продуваемую бодрым бризом палубу, но за последние месяцы она провела слишком много времени в помещении. Ей требовался свежий воздух, чтобы сдуть затянувшую разум паутину.

Конечно, уход за ранеными приносил и положительные эмоции. Сестры милосердия Красного Креста научились ценить менее квалифицированных добровольцев за то, что те могли дать пациентам. Викторию особенно любили в госпитале, ведь она не только прекрасно выполняла свои обязанности, но и читала раненым отрывки из романов и стихи, коих помнила огромное количество. И благодарность этих людей наполняла ее сердце нежностью.

На горизонте показались белые утесы Дувра, и сердце Виктории забилось быстрее. Ей хотелось поскорее оказаться в своей квартире, в окружении друзей. Снова начать работать в госпитале, где мужчины поправлялись, а не умирали. Присутствовать при рождении Горация и навестить на выходных Саммерсет, семью и няню Айрис.

А еще ей хотелось быть там, где Кит сможет ее найти. Виктория проплакала целую вечность, затем несколько дней пылала желанием плевать на землю, по которой ступали его ноги, но в конце концов поняла, что лучше остаться ему верным другом, пусть и на задворках новой жизни, чем совсем потерять его. Кто знает, может, она заслужила подобную судьбу тем, что скверно обращалась с ним. Лишь бы Кит вернулся домой живым, и неважно, в кого он влюблен. Вернее, важно. Но лучше знать, что он принадлежит другой, чем потерять навсегда. Хотя видеть его с чужой женщиной будет больно. Виктория задумалась, называет ли он свою возлюбленную шалуньей и цитирует ли ей отрывки из стихов, затем встряхнула головой, чтобы избавиться от мрачных мыслей, и плотнее запахнула пальто. Поднимался ветер. Она опять всмотрелась в горизонт – утесы становились все ближе. У нее снова появилась твердая уверенность, что она возвращается домой иным человеком, совсем не похожим на молодую женщину, оставившую родные берега. Год назад она мечтала стать ученым, но после заключения в Хэллоуэй решила заняться преподаванием. Она страстно стремилась к независимости, к приключениям. А сейчас Виктория возвращалась из самого грандиозного, как она надеялась, приключения в своей жизни, и все, чего ей хотелось, – это оказаться рядом с любимыми людьми и знать, что они в безопасности. Как же она изменилась.

С другой стороны, в Англии, да и во всем мире, не осталось женщины, которую бесповоротно не изменила бы эта война.

Когда поздно вечером Виктория добралась до своей квартиры, она с трудом стояла на ногах.

– Сюзи? – крикнула она из прихожей.

Дом встретил теплом. Стоял конец марта, и от свежего ветра и холода на улице пощипывало щеки.

Виктория велела шоферу такси оставить чемодан на верхней ступеньке лестницы, расплатилась и заперла за ним дверь.

– Сюзи! – снова позвала она.

Служанка выскочила из запасной ванной комнаты.

– Прошу прощения, мисс, я как раз чистила ванну и не услышала вас за шумом воды. О, слава богу, вы дома! – Она бросилась Виктории на шею, и та почувствовала, как за шиворот капает вода с мокрой тряпки.

– Сюзи, я сейчас вся намокну! Что случилось?

– С мисс Пруденс беда! Роды начались раньше срока!