Весеннее равноденствие

Готовцев и неизменно вальяжный Золотухин спокойно шли по пролету, еще не зная некоторых эксплуатационных особенностей только что смонтированного оборудования. Это незнание наверняка причинило бы ждущим ущерб материального порядка, если бы не нашлась добрая душа. Выскочив из узкого прохода между ставками, она раскинула руки и загородила, гостям дорогу с такой категоричностью, с какой загораживает путь такси человек, опаздывающий к вылету самолета курсом на Магадан.

— Что такое? — встревожился Золотухин.

— Вообще-то ничего, — ответила добрая душа. — Мойку включили для опробования… Вы бы, товарищи, зашли вон туда, за стеллажи.

Совет оказался не лишним. Золотухин невольно подобрал полы новенького финского плаща, когда заработала мойка, а Готовцев опасливо поглядел на блестящий хром нарядной куртки, за которую он ухнул во время заграничного симпозиума всю валютную наличность.

Сначала в работающей мойке возник натужный вой, потом вдруг вскинулся такой фонтан маслянистых брызг, что Андрей Алексеевич невольно подумал, не содрали ли конструкторы мойки что-нибудь из области достижений по современным дождевальным установкам.

Золотухин, как и подобало представителю авторитетной проектной организации, хладнокровно одолел минутное замешательство и, убедившись в надежности укрытия, расправил полы плаща.

— Прекрасная интенсивность работы, — сказал он. — Технологический процесс сокращен на восемь и три десятых процента сравнительно с работающими конструкциями.

— А брызги?

— Но это же мелочь, Андрей Алексеевич. Важнее ведь производственный эффект. Ну, побрызгивает немного. Не во фраках же будут возле мойки работать. Брезентовые робы у них на складе есть. Оденут мойщика в робу, договорятся с завкомом, чтобы молоко ему выписывали, и все дела. Зато увеличение производительности… Восемь и три десятых процента тоже ведь не с неба свалились. Надо же масштабно все оценивать… Такие машинки заборчане получили! Не жизнь у них теперь будет, а день сплошной получки.

— Магазины для инструментов барахлят. Зачем вам понадобилось их к полуавтоматам пристраивать?

— Хотели усовершенствовать… Тут ты прав, хотя это тоже не существенный момент. Инструментом они только на пусковой период обеспечены. Больше такого инструмента заборчане все равно не найдут, не освоен он еще в серийном производстве. Отработают инструменты, и делу конец. Потихоньку чикнут магазины автогеном, и будет полный порядок… Уж мы-то с вами, Андрей Алексеевич, знаем, что человеческие руки надежнее любой автоматики.

— Значит, вручную инструмент менять?

— Ага, — охотно подтвердил Золотухин. — Зато абсолютная надежность… Ты, Андрей Алексеевич, привыкай к мелочам. Если в нашем деле из-за каждого пустяка расстраиваться, заработаешь себе язву желудка либо гипертоническую болезнь. Я только тем и спасаюсь, что приучил себя мыслить масштабно. Ну, отметят в акте приемки недоделки насчет мойки или магазинов. Ерунда. Какой приемный акт в наше время подписывается без недоделок? Я лично такого случая не припоминаю. Главное в акте — подписи, а недоделки, как говорят умные люди, гарнир для вегетарианцев. По подписям рапортуют о вводе в действие. А кто такой рапорт решится из-за недоделок похерить? Я такого умника не видывал.

— Ты думаешь, Павел Станиславович, что Габриелян учинит нам страшную месть?

— Не думаю, а знаю. Он мне уже вчера звонил. Кавказский характер у товарища. За добро добром платит, а обид не забывает.

— Правду же я в акте написал.

— Правдой, Андрей Алексеевич, всегда сильнее всего человека и обижают. Была бы нелепица, Габриелян не тряхнулся. То и худо, что правду ты в особом мнении записал.

Снова вспомнился Заборск, авторитетная приемная комиссия, собравшаяся в кабинете Кичигина, чтобы подписать акт приемки в эксплуатацию участка полуавтоматов.

Первыми поставили подписи Золотухин, как представитель проектирующей организации, и главный инженер завода-изготовителя, лысоватый, с веселыми глазами толстячок. Подписали с солидной неспешностью, чтобы, боже упаси, не мелькнуло у собравшихся мысли, что торопятся они сбыть поскорее с рук собственное детище.

Главный механик заборского завода попытался напоследок воспротивиться приемному «бульдозеру», который могуче подкатывался к нему с каждой новой подписью.

— Мойка же брызжет!.. На внутренней расточке регулировка барахлит. Вот у меня все записано…

Механик полез было в карман, но приемный «бульдозер» припер его к стене.

— Подписывай. Не задерживать же из-за пустяков ввод в эксплуатацию. Нам, Полозов, на полуавтоматы уже план спустили, а ты лезешь со всякой мелочевкой.

— Вот так всегда. Подпишешь, а потом себе самому свою доброту и расхлебывать, — вздохнул главный механик и подписал акт.

Подошла очередь Готовцева поставить подпись.

— Прошу, коллега, — сказал Золотухин, подвинув к Андрею Алексеевичу нарядные папки с переплетенными экземплярами акта. — Удостоверьте. Столице, так сказать, почет и уважение.