Весеннее равноденствие

Петр Петрович вынул суконку, почистил перо авторучки и с большим вниманием поставил под петицией подпись. Четкую и строгую, без завитушек и росчерков — П. Восьмаков. Харлампиев промокнул подпись и ушел из двенадцатой комнаты.

— Слушай, Леша, а как фактические затраты будем считать? — спросил Славка. — Выборочку придется сделать… Розалия, малодушный индивидуум, давай арифмометр!

Петр Петрович Восьмаков склонился над бумагой и вывел заголовок:

«Директору института доктору

технических наук Бортневу В. П.

Старшего научного сотрудника

к. э. н. Восьмакова П. П.

Докладная записка

О необходимости срочной замены псевдонаучного, теоретически не обоснованного термина «строительно-монтажные работы»…»

Так в здоровом теле института родился вирус.

Интеллигентный и отзывчивый директор, умеющий разговаривать по двум телефонам сразу, не подозревал, что в ближайшее время вместе с очередной входящей почтой на его стол приползет новый бумажный крокодил. Что он разинет пасть и потребует немедленного ответа. Что на сей раз верный Лаштин не подставит по некоторым соображениям собственную грудь на пути этого бумажного земноводного.

Такова участь всех руководителей учреждений и организаций. Они, как дельфийская пифия, должны давать ответы на вопросы всяческого свойства, ползущие из сумрачных глубин руководимых ими коллективов. Причем не в пример простодушным грекам, устно обращавшимся к затуманенной парами прорицательнице, высокообразованные подчиненные заковывают заявления и докладные записки в броню аргументации, уснащают батареями справок, копий и ходатайств общественности. Сопровождают угрозами насчет возможного срыва плановых сроков, экономического ущерба и последствий бюрократического отношения к насущным нуждам, молодым кадрам и государственным интересам.

Пифии было легче. Она отвечала иносказательно и не в письменном виде, поэтому всегда могла вывернуться из затруднительного положения. Руководитель же свое решение обязан написать и заверить подписью.

Глава 12. Готовьте совет

В приемной томилась жгучая брюнетка, обтянутая импортным, смело укороченным платьем. После окончания историко-архивного института брюнетка желала заниматься экономической наукой. Она терпеливо ждала в приемной, так как трезво понимала, что единственным шансом положительного решения ее вопроса является личный визит директору.

Из угла в угол расхаживал рослый аспирант с пузатым портфелем. Он исподтишка бросал квалифицированные взгляды на брюнетку в ажурных чулках и жалел, что не работает еще директором института.

У стены подремывал розовый от свежего бритья пенсионер с папкой в руках. Он пришел с предложением по искоренению приписок в строительстве. По его расчетам, такие приписки составляли четырнадцать целых и восемьдесят три сотых процента заработной платы. Пенсионер предлагал повысить строителям заработную плату на самовольно приписанные ими проценты и таким мероприятием с корнем ликвидировать эту застарелую болезнь. Он надеялся, что предложение заинтересует дирекцию института и его зачислят на временные два месяца работы, разрешенные пенсионным законом.

Поодаль сидело еще человека четыре неопределенных посетителей. В дверь то и дело заскакивали сотрудники института, чтобы выяснить настроение начальства, подать на подпись бумаги, покурить и узнать последние новости.

С утра секретарша заперла директора в кабинете, и теперь только стихийное бедствие могло заставить ее открыть двойную, звуконепроницаемую дверь.

— Василий Петрович просил не беспокоить… У него срочное задание… Да, оттуда, — секретарша машинально тыкала пальцем в том направлении, где люди привыкли видеть небо. — Никого пока не принимает… Ничего, подождете.

Телефоны надрывались набатным звоном. Секретарша снимала трубки и в присутствии посетителей, ожидающих аудиенции, безбоязненно творила грех, за который, как утверждают церковники, на том свете заставляют лизать раскаленную сковороду.

— Нет… Неизвестно, когда будет.

— Уехал в академию, Николай Афанасьевич… Да, обязательно доложу. Позвоните через пару часиков.

— Нет его!.. Я же вам русским языком сказала. Нет и не будет!

В перерывах секретарша успевала регистрировать бумаги, перекидываться репликами с приятельницами, заглядывающими в приемную, слушать свежие анекдоты, рассказываемые на ушко суфлерским шепотом, и сосать ментоловые карамельки, так как она очередной раз бросала курить.

Василий Петрович Бортнев, уединившись в кабинете, как поэт-декадент в башне из слоновой кости, размышлял, как поступить с тремя заявлениями, отложенными после просмотра вчерашней почты.