Весеннее равноденствие

Потенциальные пенсионеры из числа остепененных работников боялись оторваться от любимого коллектива по той простой причине, по которой старая умная буренка никогда не отбивается от стада.

Коллектив давал заслуженным членам то, что угасало у них на склоне прожитых лет, — жизненные силы. Окруженные пять дней в неделю энергичными и жизнерадостными старшими (и просто) инженерами, экономистами и техниками-лаборантами, они ощущали себя в гуще бурно текущей жизни, получали некие флюиды, бесплатные и ненормированные порции эликсира жизни. Очаровательные молодые и среднего возраста сотрудницы, густо населяющие научно-исследовательские институты, заставляли потенциальных пенсионеров аккуратно бриться по утрам, менять сорочки и галстуки, вспоминать дореволюционные комплименты и расправлять плечи, сгибающиеся под грузом прожитых лет. Улыбки этих созданий вызывали ответный блеск в потухших пенсионерских очах, побуждали покупать к праздникам цветы и в подходящих случаях по-отечески прикладываться к розовым щечкам.

Коллектив не только вливал силы. Он защищал своих уважаемых членов. Стоило сотруднику дня три не появиться на работе, как к нему летела группа в составе страхделегата, сослуживца по сектору и нескольких активных общественников. Они приносили заботу, фрукты и кондитерские изделия, приобретенные на безвозмездные ассигнования месткома. Если же болезнь одолевала, коллектив делал то, что не в состоянии были сделать жены, сыновья, дочери, снохи, племянники и друзья детства. Коллектив добывал редчайшие лекарства, помещал в специализированные клиники, обеспечивал консультации профессоров медицины и ведущих специалистов по радикулиту и гипертонической болезни.

Совершенно очевидно, лишь чрезвычайные обстоятельства могли вынудить кандидата наук подать подобное заявление. Тем более что Восьмаков не только самостоятельно передвигался, но и занимался физкультурой.

— Пригласите, пожалуйста, Петра Петровича ко мне, — торжественным голосом сказал Бортнев.

Секретарь прошла к двери и широко распахнула ее, чего никогда не делала из боязни, что в кабинет проскользнет какой-нибудь ненужный посетитель.

— Петр Петрович, — сказала она, — вас просят.

В приемной возникла тишина. Никто из сидящих здесь еще не слыхивал, чтобы рядового посетителя, скромно устроившегося в углу, так любезно приглашали в кабинет.

Петр Петрович встал, пригладил седые виски и осторожно, словно под ним был скользкий ледок, проследовал в кабинет Бортнева.

Все это было так необычно, что никто из посетителей, сгрудившихся в приемной, не сделал попытки воспользоваться широко раскрытой дверью.

Пока Петр Петрович шел по кабинету, у Бортнева все-таки сработал инстинкт самосохранения, и он поставил на заявлении резолюцию, удовлетворяющую просьбу.

Затем он встал, сердечно поприветствовал Петра Петровича, усадил его и справился о здоровье.

— Нормально, — ответил Восьмаков, нервно сплетая и расплетая пальцы. — Вчера в бассейне стометровку плыл, в оздоровительной группе. Нормально здоровье.

— А это? — директор поднял и опустил заявление старшего научного сотрудника.

— Тут, Василий Петрович, другое, — Восьмаков дернул плечом и тихо добавил: — Как бы вам получше разъяснить?.. Помните, я докладную записку подавал? Месяца два назад… Вы ее по профсоюзной линии пустили для проведения теоретической конференции… Состоялась конференция… Позавчера состоялась.

Голос Петра Петровича дрогнул беспомощно и жалко, как у обиженного ребенка. Комкая слова и дергая плечом, он рассказал Бортневу о конференции.

— Вечеров десять просидел я в фундаментальной библиотеке, — признался Петр Петрович. — Готовился.

Восьмаков заново просмотрел первоисточники, выискивая доказательства собственных предложений. Напрягая немолодые уже глаза, вчитывался в петитный текст пожелтевших комментариев, не пропустил ни одного подстрочника, ни одного реферата.

Он тщательно подготовил доклад. Лучшее из всего, что он сделал за последние десять лет. Это была лебединая песня научной логики, изукрашенная аргументацией, ссылками на авторитеты, подкрепленная цитатами. Доклад блестяще подтверждал точку зрения Петра Петровича, что принятый термин «строительно тире монтажные работы» ошибочен и должен быть заменен термином «строительные и монтажные работы».

— Двенадцать человек на конференцию пришло, — сказал Петр Петрович, снова дернул плечом и опустил седую крупную голову. — За три дня было объявление вывешено, лично всех руководителей секторов обзвонил. Двенадцать человек…

— Маловато, — согласился Бортнев. — Местком тут, видимо, недоработал.

— А ведь вопрос был исключительно теоретический… Правильность терминологии! Это же основа экономической науки. Полагал, что молодежь активно заинтересуется. Тридцать добавочных мест в зале организовал.

Петр Петрович не признался, что горькой каплей, переполнившей его персональную чашу, явились беспардонные вопросы старшего техника-лаборанта Курочкина.