- Говорят, лирика, нет действия, одни описания, - обрушивался он на
незадачливых критиков трагедии, - что я им, театральный писатель, что ли? Да
знают ли они, дурачье, что "Слово о полку Игореве" - все в природе!
В есенинском "Пугачеве" тоже "все в природе". И так же, как в
"Слове...", она выступает в разном обличье.
На одном из них надо остановиться особо.
Как известно, крестьянская война под руководством Пугачева развернулась
с сентября 1773 года.
"Осенней ночью" - так Есенин назвал третий эпизод, с которого, собственно, и начинаются основные события трагедии.
Сюжетно к третьему примыкает четвертый эпизод - "Происшествие на
Таловом умете"; время действия - та же "осенняя ночь".
Сцена: кромешная тьма, промозглая непогодь, льет холодный дождь.
Караваев - в дозоре, сторожит, чтоб в мятежный хутор "не пробрался вражеский
лазутчик". В монологе Караваева впервые и появляется интересующий нас образ:
"О осень, осень! Голые кусты, как оборванцы, мокнут у дорог". И в этой
напряженной обстановке рождается тревожное предчувствие: "Проклятый дождь!
Расправу за мятеж напоминают мне рыгающие тучи".
В следующей сцене об осени уже говорит сам Пугачев:
Это осень, как старый оборванный монах,
Пророчит кому-то о погибели веще.
"Кому-то"... Но не нам, повстанцам, задумавшим правое дело...
Затем образ осени возникает в двух заключительных эпизодах, связанных с
заговором изменников и пленением Емельяна. По данным историков, измена
группы казаков и выдача ими Пугачева правительству произошли в сентябре 1774
года.
...Емельян окружен заговорщиками, - вот-вот его свяжут...
Что случилось? Что случилось? Что случилось?..
Кто хихикает там исподтишка,
Злобно отплевываясь от солнца?
. . . . . . . . . . . . . . . .
...Ах, это осень!
Это осень вытряхивает из мешка
Чеканенные сентябрем червонцы.
Да! Погиб я!
Приходит час...
Мозг, как воск, каплет глухо, глухо...
...Это она!
Это она подкупила вас,
Злая и подлая оборванная старуха.
Это она, она, она,
Разметав свои волосы зарею зыбкой,
Хочет, чтоб сгибла родная страна,
Под ее невеселой холодной улыбкой.
В глазах Пугачева осень - воплощение всего мерзкого, зловещего,
ненавистного в жизни, против чего он "ударился в бой". Емельян поначалу
недооценил ее коварство ("Ничего страшного. Ничего страшного. Ничего
страшного") и за это жестоко поплатился.
Заговорщики ценой измены рассчитывают избежать наказания за участие в
мятеже. Ведь все равно, говорит Творогов, "мак зари черпаками ветров не
выхлестать". Он покорно склонил голову перед силой властей и свое
предательство выдает за благодеяние: "Слава богу! конец его зверской
резне"... И в низкой душонке таит надежду: "Будет ярче гореть теперь осени
медь..." "Ярче гореть" - для кого? Для таких вот, как он, Творогов, трусливых прислужников той самой "злой и подлой оборванной старухи"? Пусть
кто-то гибнет "под ее невеселой холодной улыбкой". Лишь бы ему не "струить
золотое гниенье в полях...".
Как видим, образ осени имеет существенное значение в трагедии. Однако,
на мой взгляд, не следует считать, что в коллизии Пугачев - осень -
пугачевцы "сосредоточен пафос пьесы и ее идейно-художественный смысл", как
это сделал П. Юшин в книге "Сергей Есенин" (изд-во МГУ, 1969 год).
Осень, по П. Юшину, в пьесе якобы символически обозначает Октябрьскую
революцию, поскольку поэт неоднократно сравнивает ее, осень, с "суровым и
злым октябрем".
Действительно, такие сравнения в пьесе есть. Но ведь там же осень
соотносится и с сентябрем. Так, Караваев, говоря об "ощипанных вербах", замечает, что им
Не вывести птенцов - зеленых вербенят,
По горлу их скользнул с_е_н_т_я_б_р_ь {1}, как нож,
И кости крыл ломает на щебняк
Осенний дождь.
Холодный, скверный дождь.
{* Разрядка моя. - С. К.}
В уже приводимом предпоследнем монологе Пугачева - "осень вытряхивает
из мешка чеканенные с_е_н_т_я_б_р_е_м червонцы".
Что ж, в этих случаях уже с_е_н_т_я_б_р_ь символизирует Октябрь?
Малоубедительны у П. Юшина и другие обоснования аналогии: осень -
Октябрь.
Опираясь на эту прямолинейную и весьма зыбкую аналогию, П. Юшин считал,
что Есенин якобы представил пугачевское движение в условиях послеоктябрьской
действительности и <понял его бесперспективность и обреченность".
Если принять это утверждение критика, то, до конца выдерживая его
концепцию, надо видеть в Екатерине и ее дворянах представителей Советской
власти, а в Пугачеве и Хлопуше - закоренелых контрреволюционеров. Но ведь
это просто немыслимо! Подумать только: осень-революция подкупает сообщников
Пугачева и отрывает их от него! "Вероятно, так понимая свою пьесу, - писал
П. Юшин, - Есенин называл ее "действительно революционной вещью...". Где уж
тут "революционная вещь"! Нет, вероятно, совсем не так понимал Есенин
замысел своей пьесы, когда говорил о Пугачеве как о "почти гениальном
человеке", а о многих из его сподвижников как о "крупных", ярких фигурах.
Не стоит ли, размышляя о поэтической мысли "Пугачева", опять вспомнить