Весенней гулкой ранью...

В. Вольпин, примерно в то же время побывавший у поэта в Богословском

переулке, видел на столике несколько книжек о Пугачеве с пометками Есенина,.

Материал для своей поэмы, вспоминал Анатолий Мариенгоф, Есенин черпал

из "академического Пушкина".

"Пугачев", по словам поэтессы Н. Грацианской, был написан "в окружении

эрудитных томов".

Сам поэт в разговорах с друзьями замечал, что, готовясь к "Пугачеву", он прочел "много материалов и книг", изучал их "несколько лет".

Сейчас, пожалуй, невозможно точно установить все источники, с которыми

знакомился Есенин. Но очевидно одно: историю крупнейшей крестьянской войны

он знал не понаслышке.

Начать с того, что из всех фамилий действующих лиц трагедии автором

вымышлена только одна - Крямин. Кирпичников, Караваев, Оболяев, Зарубин,

Хлопуша, Подуров, Шигаев, Торнов, Чумаков, Бурнов, Творогов - подлинные

фамилии сподвижников Пугачева. У Караваева сохранено и имя - Степан.

Не придуманы Есениным и генерал Траубенберг, атаман Тамбовцев,

оренбургский губернатор Рейнсдорп, полковник Ми-хельсон, вошедшие в трагедию

как действующие лица или упоминаемые по ходу действия.

Казак Крямин ни в пушкинской "Истории Пугачева", ни в других источниках

не встречается.

Чем же можно объяснить его появление у Есенина?

На мой взгляд, вот чем. Крямин действует только в одном,

заключительном, эпизоде - "Конец Пугачева". Он первым из заговорщиков стал

нагло поносить народного вождя:

О смешной, о смешной, о смешной Емельян!

Ты все такой же сумасбродный, слепой и вкрадчивый...

Крямин обливает грязью не только Пугачева. "Монгольский народ"

(калмыки) для него - трусливый "сброд", "дикая гнусь", способная лишь

грабить "слабых и меньших".

Дело, которому Пугачев и народ отдали так много сил, по словам Крямина,

"ненужная и глупая борьба".

Стреляя в Крямина, Пугачев стрелял в циничного предателя, презренного

негодяя: "Получай же награду свою, собака!"

Известно, однако, что при пленении Пугачева убит никто не был. Но

художнику нужен этот выстрел в несправедливость, подлость. Выстрел,

защищающий благородство помыслов Емельяна.

Так появилась в поэме зловещая фигура Крямина"

Этот вымысел не нарушает тактичности поэта в обращении с историческими

фактами.

Бережно сохраняет Есенин и названия мест, связанных с отдельными

событиями повстанческого движения.

Черемшан, Яик, Иргиз, Сакмара, Волга; Яицкий городок, Таловый умет,

Самара, Оренбург, Казань, Уфа, Оса, Сарапуль, Сарепта, Аральск, Гурьев - все

это пришло в трагедию из исторических документов.

Более того, за каждым эпизодом "Пугачева" стоит реальное событие, описанное в научной литературе.

Начало трагедии - "Появление Пугачева в Яицком городке". Емельян

обращается к старику сторожу:

Слушай, отче! Расскажи мне нежно,

Как живет здесь мудрый наш мужик?

Так же ль он в полях своих прилежно

Цедит молоко соломенное ржи?..

Так же ль мирен труд домохозяек,

Слышен прялки ровный разговор?

Сторож

Нет, прохожий! С этой жизнью Яик

Раздружился с самых давних пор...

. . . . . . . . . . . . . . . .

Всех связали, всех вневолили,

С голоду хоть жри железо.

В книге профессора Н. Фирсова "Пугачевщина" (1-е издание - 1908 год, 2-е - 1921 год) говорится:

"В глухом степном умете... Пугачев приступил к разведкам о положении и

настроении яицкого войска. "Каково живут яицкие казаки?" - спрашивал Пугачев

старика уметчика. "Худо, очень худо жить", - отвечал тот".

В своей книге Н. Фирсов пишет:

"...Внутри империи шаталось много бродячего люда. От безысходной нужды

многие приходили на фабрики и заводы... но, найдя тут еще худшее положение,

чем дома, снова бежали куда-нибудь к раскольникам, на Иргиз или на Яик...

Так создавалась особая, бродяжная Русь..."

Не в этих ли строках ученого исток поэтического монолога того же

старика сторожа:

Русь, Русь! И сколько их таких,

Как в решето просеивающих плоть,

Из края в край в твоих просторах шляется?

Чей голос их зовет,

Вложив светильником им посох в пальцы?

Идут они, идут! Зеленый славя гул,

Купая тело в ветре и в пыли,

Как будто кто сослал их всех на каторгу

Вертеть ногами

Сей шар земли.

Так на основе правды исторической Есенин силой своего таланта создает

правду особого характера - правду поэтическую. Здесь к месту вспомнить

Белинского: "... поэтические характеры могут быть не верны истории, лишь

были бы верны поэзии". Историзм "Пугачева" - поэтический историзм, а не

научный. Это, однако, отнюдь не означает, что Есенин произвольно определяет

реальные связи между событиями, причины того или иного явления. Дело обстоит

как раз наоборот.

"В "Пугачеве" нет никакой общественно-экономической подоплеки, вызвавшей к жизни Пугачевщину", - писал в свое время критик А. Машкин.

Но разве не об общественно-политической подоплеке восстания идет речь,

скажем, в первых эпизодах?

"Стон придавленной черни", "всех связали, всех вневолили", "пашен

суровых житель не найдет, где прикрыть головы", - насилие чиновников, дворян

Екатерины, тюрьмы, ложь, нищета, голод...