Весенней гулкой ранью...

страницы поэмы. Но его уже не забудешь: стоит перед глазами как живой.

Мельник. Этакий кряжистый — еще в силе — старик. Обнимет — "заревет и

медведь". Умеет ладить и с помещицами (десять лет их знает!), и с

крестьянами. Расторопен — не по годам — в делах. От мужика записку гостю

принесет, позаботится о помещицах, оставшихся без земли и усадьбы, не

поленится письмо послать давнишнему другу в Питер… В радости — подвижен,

суетлив; не в пример Прону "не может связать двух слов". Не забыть его

любимых: "Сергуха! За милую душу!.."

Мельничиха. Ворчлива, но с доброй душой. И говорит-то не по-женски

сурово, зло: "Их надо б в тюрьму за тюрьмой", "гнусь". Всеми корнями — в

старом укладе. Опора жизни — царь-батюшка. Прогнали его — все рухнуло:

"Пропала Расея, пропала…

Погибла кормилица Русь…"

Это "сквозь кашель, глухо" — "Расея…"

Лабутя, брат Прона. Болтун, "хвальбишка и дьявольский трус".

…Голосом хриплым и пьяным

Тянул, заходя в кабак:

"Прославленному под Ляояном

Ссудите на четвертак…"

Именно — "тянул". Иначе слово "прославленному" не произнесешь.

И как по-иному заговорит Лабутя, выдавая себя за некоего

ветерана-революционера, будто полжизни проведшего в Нерчинске и Турухане:

"Да, братец!

Мы горе видали,

Но нас не запугивал страх…"

Вот он, как на ладони, — "мужик, что твой пятый туз". Нагрянут

деникинцы, учинят расправу. Прона расстреляют, а Лабутя и тут не сплошает:

отсидится в соломе. И уже не медали зазвенят в его словах — орден, красный

орден. "Такие всегда на примете…"

Старая помещица. В поэме она — "дебелая грустная дама" — произносит

всего несколько слов. За ними — самообладание, трезвость, сухость,

жестокость.

"Рыдай — не рыдай, — не помога…

Теперь он холодный труп…" -

"утешает" она дочь, получившую весть о гибели мужа. И дальше:

"Там кто-то стучит у порога.

Припудрись…

Пойду отопру. "

Смерть, горе, но все равно: "припудрись"…

"Давненько я вас не видала.

Теперь из ребяческих лет

Я важная дама стала, -

А вы — знаменитый поэт", -

говорит Анна при первой встрече с Сергеем. Она и в самом деле внешне

выглядит светской дамой. Белое платье, шаль, перчатки (летом — перчатки!).

"Красивый и чувственный рот". Движенья изящны: "лебедя выгнув рукой", "тело

ее тугое немного качнулось назад". Думая о "хуторском разоре", опускает свой

взор "печально и странно". В словах — небрежность.

Дочь помещицы, жена офицера…

"Я важная дама… Вы — знаменитый поэт". Это было приглашение к

разговору на равных. Такого разговора не получилось.

Во время последней встречи она признается Сергею о своей "преступной

страсти".

"Конечно,

До этой осени

Я знала б счастливую быль…

Потом бы меня вы бросили,

Как выпитую бутыль…

Поэтому было не надо…

Ни встреч… ни вобще продолжать…

Тем более с старыми взглядами

Могла я обидеть мать".

Анна говорит так, будто поэт пытался сблизиться с нею. Но ведь этого не

было! Их разъединяют не только и не столько годы, но что-то большее.

Несовместимы их социальные положения. Помещица, владелица земли и

демократически настроенный поэт, водящий дружбу с мужиками, — что может быть

между ними общего, кроме воспоминаний о далеких встречах?

Из Лондона она напишет Сергею:

"Дорога моя ясна…

Но вы мне по-прежнему милы,

Как родина и как весна".

"Как родина…" Это, конечно, не Советская Россия, просто — Россия: родная, тихая усадьба, палисад с жасмином, береза и ель в синей заволоке,

калитка… Без бунтующих мужиков, без новой власти, разрушившей все старое,

привычное, милое…

Без всего того, что поэт воспринял как неотвратимую и справедливую кару

"прохвостам и дармоедам…".

10

Поэт Сергей тоже не из криушан. "Воспитан ты был кулаком", — говорят

ему мужики, -

Но все ж мы тебя не порочим.

Ты — свойский, мужицкий, наш.

Бахвалишься славой не очень

И сердце свое не продашь.

Бывал ты к нам зорким и рьяным,

Себя вынимал на испод…"

Он действительно их. Как и мужикам, ему война "всю душу изъела". Как и

мужикам, ему ненавистны "купцы да знать", "мразь", бросающая пятак

солдату-калеке. И все-таки он, автор стихов про "кабацкую Русь", поэт, чьи

пьяные дебоши "известны по всей стране", не нашел еще своего места в жизни.

Сочувствуя мужикам, принимая участие в их делах (поездка с Проном к Снегиной

— "просить" землю), Сергей, однако, особой "рьяности" не проявляет. "Самый

близкий" для Прона человек в то же время, по определению крестьян,

"беззаботник". Его не захлестнули даже события, взбудоражившие всю жизнь

деревни:

Я быстро умчался в Питер

Развеять тоску и сон.

Кстати сказать, в черновой рукописи есть вариант последней строки:

На красногвардейский фронт…

Есенин, видимо, почувствовал психологическую неоправданность такого

шага своего героя и заменил строку.

В образе Сергея явственно проступают автобиографические черты самого

поэта. Читая поэму, вспоминаешь слова Есенина о том, что он "в революцию

покинул самовольно армию Керенского" и проживал дезертиром (в поэме: "Был

первый в стране дезертир…"). Цикл стихов "Москва кабацкая", время создания

которого в поэме "сдвинуто" на шесть-семь лет назад… Поездка Есенина

(летом 1918 года) в родные места, где он, по свидетельству С. А. Толстой,

"был очевидцем явлений, происходивших в революционной деревне". И когда