Но ладно, ладно, сейчас он уйдет, а потом отомстит! Ах, как он отомстит!.. Попомнят они его, еще попомнят!..
Он выбрался из кресла, кое-как сгреб пиджачок, подхватил портфельчик и из прихожей, с безопасного расстояния, хотел что-то прокричать, но раздумал.
– Кати-ись! – приказала Олимпиада. – Маньяк сексуальный!
– Алкоголичкина дочь! – выкрикнул он, вернувшись и сунув нос в комнату.
Он едва удержался, чтобы не показать Олимпиаде язык, и хотел рвануть к выходу, но Добровольский его остановил.
– У меня к вам только один вопрос, – сказал он и опять подтянул свои рукава. В свете происшествий с носом эти подтягивания показались Олежке зловещими. – Когда Парамонов упал с крыши, вы были во дворе и собрались уходить.
Олежка подумал. Он совершенно не мог вспомнить, что было, когда какой-то там Парамонов упал с крыши!
– Ну… видимо… Впрочем, я не знаю! – Теперь он был уверен, что не должен сообщать ничего определенного.
В американских фильмах говорилось, что отвечать на вопросы можно только в присутствии своего адвоката. Никакого присутствия оного не наблюдалось, и Олежке было неуютно, некому было его защищать, даже Липа – дура проклятая! – переметнулась теперь в стан врагов.
– Я вас видел с крыши, – продолжал Добровольский ласково, чтобы особенно не пугать его. – Сначала вы были во дворе, потом все-таки решили уйти, и полиция вас вернула. Это я видел тоже.
– Ну и что, что? – прохныкал Олежка.
– Когда вас вернули, вы снова оказались в подъезде, правильно?
– Ну… да.
– Мимо вас проходил кто-нибудь? Кто-нибудь, кроме вас и полиции, входил в подъезд?
Вопрос поставил Олежку в тупик.
Ну почему мы не в стране Америке, где на все вопросы принято отвечать в присутствии адвоката – даже на вопрос о том, сколько времени?!
– Вспомните, – поощрил Олежку Добровольский. – Попробуйте.
Олежка никак не мог сообразить, чем угрожает ему этот вопрос от человека-шкафа. Ну, никак у него не получалось. Да еще в попорченном носу свербело!
– Отвечай, идиот! – прикрикнула на него Олимпиада.
Оказалось, что именно этого стимула и не хватало мыслительным Олежкиным процессам, которые моментально убыстрились.
– Нет, – сказал он наконец. – Никто не входил. То есть только козлы из ментуры, а больше никто.
Козлы из ментуры очень оскорбительно велели ему вернуться. «Давай-давай, – сказали козлы, – шагай обратно! Куда это ты собрался!» И Олежка вернулся.
– Это вы точно вспомнили?
– Точно! – злобно вякнул Олежка. – Точно! И вообще я больше не намерен отвечать на ваши идиотские вопросы!
Тут Добровольский сказал, что больше идиотских вопросов у него нет, и освободил Олежке дорогу. Тот ринулся вон, протиснулся в узкий проход, и слышно было, как по лестнице протопали его ботинки.
– Я приглашу людей, чтобы они сделали тебе дверь, – как ни в чем не бывало сообщил Добровольский Олимпиаде. – Ни войти, ни выйти.
– Дура ты, – сказала Олимпиада Люсинде. – Видишь ли, она благородно молчала! А если бы я за козла этого замуж собралась, а ты бы меня даже не предупредила, что он такая сволочь?!
– Да не собралась бы ты, – ответила Люсинда не слишком уверенно, – и я бы тогда тебя предупредила!
– Когда тогда, Люська?! Ну что ты, ей-богу!
– Не хотела я тебя расстраивать…
Олимпиада зафыркала, как зеленый кот Василий, когда боком скакал по дорожке за воробьем.
– Мне не нравится, что он работает в риелторской конторе, – неожиданно объявил Добровольский. – Очень не нравится!
– Давайте кофе пить, – предложила Олимпиада. – Я сварю сейчас, только сними мне с верхней полки большой кофейник. Снимешь?
– Где?
– Во-он, видишь?
Добровольский снял кофейник.
– А какая тебе разница, где он работает?
– Риелторская контора занимается недвижимостью, а ваш дом – это как раз недвижимость.
– Ну и что? – не поняла Олимпиада. – И потом, что значит – наш дом? У нас же… не коммуналка, у нас целый дом, и у каждого отдельная квартира!
Добровольский выдвинул стул и сел на него верхом посреди кухни. Уходить от Олимпиады ему не хотелось. Ему хотелось сидеть посреди кухни и смотреть, как она варит кофе.
– Насколько я понял, вашего дома нет.
– Как нет? Вот он! – и Олимпиада Владимировна повела рукой, указывая на вполне материальные стены, окна и перегородки. – Или ты хочешь сказать, что его в документах нет?
– Нет, – подтвердил Добровольский. – Я просил своего помощника навести справки, и он навел. Вашего дома не существует в природе. Он – миф. Фантом.
Люсинда прислонилась к косяку – слушала.
– Это точно, – подтвердила Олимпиада даже с некоторой гордостью. – По документам его нет.
– Ты говорила, что вы все делаете сами, даже крышу ремонтируете и сажаете маргаритки.
– Ну да, но при чем тут Олежка?!
– Смотри, – сказал Добровольский. – В самом центре Москвы, где земля стоит бешеных денег, стоит дом, о котором все забыли. В нем живут несколько человек, долгие годы. Потом вдруг что-то происходит, и люди начинают умирать. Причем люди, объединенные только тем, что они живут в этом доме, а больше ничем. Парамоновы никак не были связаны с Племянниковым, верно? Только тем, что они… соседи. Как и вы. Вы тоже соседи.
– Да, ну и что?