Весенняя коллекция

— О! — удивленно сказала Тинкер и наклонила голову, чтобы в тусклом пламени свечи прочесть написанные там слова. — О, — снова сказала она изменившимся голосом — почти без голоса. — Это правда, Том?

— Да, помоги мне господи.

Он затаил дыхание. Мгновение Тинкер сидела молча, по-прежнему наклонив голову. Наконец он поставил на пол свечу, положил набросок обратно на ковер и, одним пальцем приподняв ей подбородок, повернул ее лицо к себе. Его сердце подпрыгнуло — у нее на глазах блестели слезы.

— Я понимаю, что ты боишься, но все же помоги мне, — сказал Том. — Для тебя это хорошая новость?

Тинкер кивнула; слезинки выкатились из глаз и потекли по щекам.

— Я тебе нравлюсь? — спросил он. Сначала она покачала головой, но затем решительно кивнула. — Я тебе не просто нравлюсь, а очень нравлюсь? — перевел он. Она кивнула еще более определенно. — А ты могла бы… когда-нибудь… полюбить меня? — спросил он так тихо, что если бы она не захотела отвечать, то могла бы притвориться, что не расслышала. Тинкер заставила себя посмотреть ему в глаза и наклонила голову — короткий кивок, молчаливое, но безусловное «да». А потом она кинулась к нему на шею, обеими руками обняла его и потянула вниз, так что они оказались лежащими рядом. А потом она приподнялась и стала горячо целовать Тома в лицо и в шею.

— Здесь, и здесь, и здесь, — бормотала она, неожиданно страстно впечатывая губы в каждый доступный ей дюйм его лица, пока он не засмеялся, потому что она щекотала ему ухо и нечаянно заехала локтем в подбородок.

— Подожди, — выдохнул он, ловя ее руки и удерживая их. — Что же дальше? Тинкер, милая Тинкер, пожалуйста, скажи мне. Я же знаю, ты умеешь говорить, когда ты в настроении, ты ведь разговаривала со мной раньше.

— А что обычно ты делаешь дальше?

— При чем здесь обычно, сегодня все необычно. Я впервые в жизни влюбился.

— Я тоже.

— Наконец-то ты это сказала! — с торжеством воскликнул он.

— Нет, не сказала.

— Ты сию секунду сказала, что влюблена в меня, — настаивал Том.

— Нет, не сказала. Ты пришел к такому заключению. Я, Тинкер Осборн, люблю тебя, Том Страусс. Вот теперь сказала. Уфф… и сразу стало легче.

— Повтори!

— Заставь меня, — поддразнила она.

— А, так ты просишь об этом, ты этого хочешь, да?

— Это угроза? Или обещание? — проворковала она.

— О, Тинкер, ты хочешь свести меня с ума, правда ведь?

— Время покажет, — ответила она, стаскивая свитер. — Время покажет, и скоро, — повторила она, сбрасывая лосины и с улыбкой вытягиваясь на белом ложе во всем великолепии своей юной, нежной красоты.

Сдерживая дыхание, Том кончиком пальца притронулся к розовому бутону ее соска и тотчас почувствовал, как он отвердел.

«Безумец, настоящий безумец», — думал он, сбрасывая одежду. Она сведет его с ума, она вернет ему рассудок, она заменит ему весь мир.

11

— Фрэнки в ярости, — пожаловалась Эйприл Мод Каллендер, когда они столкнулись в вестибюле у доски объявлений. — Тинкер сегодня не ночевала здесь, и она ведет себя так, словно я в этом виновата, — а с каких это пор я стала хранительницей нравственности?

— А когда ты в последний раз видела Тинкер? — с интересом спросила Мод.

— Вчера за ужином. Потом она ушла с одним из этой компании, а мы с Джордан поехали в другой клуб и несколько часов танцевали. Теперь Джордан тоже ушла, и я осталась в полном одиночестве. Фрэнки звала после ленча пойти в Лувр, говорила, что мы еще недостаточно ознакомились с французской культурой. «Недостаточно ознакомились!» Слова-то какие! Так же моя бабушка говорила о Бетховене, когда мне было двенадцать лет. Фрэнки слушать не хочет, когда я объясняю, что в Париже, должно быть, найдется и более приятное занятие, чем смотреть эти бесконечные картины. Фрэнки превратилась в тирана, а я — ее единственная жертва.

— Лучше вместо этого пообедай со мной, — предложила Мод. — Я покажу тебе настоящий Париж, ну, во всяком случае, его маленький кусочек. Я уже много лет наезжаю сюда, порой надолго, и на то, чтобы узнать этот город хорошо, у меня ушло немало времени. И ты удивишься, узнав, как мало времени я провела в Лувре.

— Спасибо, Мод, господь услышал мои молитвы и послал мне тебя. Я пойду оставлю записку Фрэнки. Встречаемся внизу через пять минут, о'кей?

— Отлично.

«И действительно отлично», — подумала Мод. Она почти отчаялась застать кого-нибудь из девушек одну, без их вездесущей бонны мисс Северино. Первое правило работы любого интервьюера — это избавиться от бонны. И неважно, что это за бонна — официальный представитель по связям с общественностью, гид-переводчик, друг-любовник, сестра, мать, даже ребенок. Присутствие третьего лица для интервьюера меняет все: он уже не так свободно задает вопросы, а интервьюируемый, в свою очередь, отвечает не так открыто. В атмосфере официального интервью никогда не достигнешь того, что может дать свободно текущая беседа — обе стороны сознательно или бессознательно ведут себя так, словно все гувернантки мира сидят в углу, опустив глаза и делая вид, что читают журнал.