Весенняя песня Сапфо

Именно она, Анактория, нашла в Сиракузах лучшего врача, который то и дело наведывался в дом и следил за состоянием Сапфо, – ведь под складками туники у невеселой гостьи-молчуньи вскоре округлился большой живот. А потом она же отыскала и сноровистых повитух, очень ловко и искусно принявших роды.

Сапфо даже и во время родов не кричала, словно подтверждая диагноз, поставленный Триллом, а только молчаливо вздыхала.

Вздохнула Сапфо и тогда, когда узнала, что родилась девочка. Что поделать, Керикл так и не дождался наследника, который гордился бы славой своего воинственного отца. Но это был невольный вздох облегчения – слава богам, что теперь некому будет мстить обидчикам Керикла и тоже складывать голову в борьбе за власть.

Пусть лучше дочка учится вышивать и баюкает глиняных кукол – воображаемых героев.

Сапфо назвала новорожденную девочку Клеидой в честь своей матери, оставшейся на Лесбосе.

Но следом произошло еще одно событие, перевернувшее все в доме с ног на голову.

В тот момент, когда во внутренний двор внесли на связанных простынях красного как рак недвижимого Трилла, Сапфо подумала, что этот странный человек все-таки надумал устроить своей жене обещанную чудовищную проверку – не более того.

Но оказалось, что с Триллом в бане случился приступ, возможно, вызванный тем, что старик выпил слишком много вина, а потом еще все время просил подогревать угли, потому что его начал бить внезапный озноб.

Увы, это оказалось вовсе не злой шуткой – в тот же день Трилл скончался и отправился к своим предкам, не простившись ни со своей женой, ни с друзьями-собутыльниками, ни с родственниками.

Дом, который только что был взбудоражен рождением дочки Сапфо и младенческими криками, теперь погрузился в траур: в нем зазвучали погребальные причитания.

Порой Сапфо даже приходило в голову, что именно она, сама того не желая, стала чуть ли не главной причиной гибели Трилла и соответственно несчастья Анактории, – они просто сами не заметили, как оказались охваченными невидимым круговоротом смутной, чужой тоски.

Но иногда вдруг к Сапфо являлась и вовсе страшная мысль: может быть, она ускорила также и гибель своего Керикла? Тогда, когда на корабле молилась по очереди всем богам, упрашивая, чтобы они научили ее, как ощутить в стиснутой вечными тревогами груди такие же свободу и покой, которыми обладают ветер, море, волны и даже парус, казалось бы накрепко привязанный к кораблю? Все – только не люди. Разве такая свобода доступна хотя бы одной женщине в мире?

Сапфо во всех подробностях помнила то утро, которое она теперь считает своим вторым днем рождения.

В окно светило солнце, кормилица только что принесла показать Сапфо розовощекую малышку – малютка Клеида уже научилась смешно морщить носик, с улицы были слышны звуки несмазанных тележек, на которых рыбаки везли с побережья на городской базар свежепойманную, еще живую рыбу.

Двое озорных мальчишек – наверное, это были дети кого-то из слуг – кидались друг в друга апельсинами, выкрикивая какие-то гортанные дразнилки. Кажется, кто-то из них случайно угодил в одну из лошадей, она рванулась в сторону и опрокинула тележку с морским грузом.

Вслушиваясь в сразу же поднявшийся за окном гомон, крики, смех, когда множество людей принялись вылавливать, теперь уже руками, прямо с земли, трепыхающихся рыбин, Сапфо впервые за долгое время почувствовала, что к ней тоже возвращается, казалось бы, навеки утраченная радость жизни. И тут же услышала, как в соседней комнате Анактория тихо заиграла на флейте, выдувая губами такую печальную мелодию, какой Сапфо не слышала никогда в жизни.

И тогда Сапфо не смогла справиться со своим чувством жалости: забежав в комнату Анактории, она начала просить у этой женщины прощения в том, что невольно своим появлением навлекла несчастья на ее дом.

«О нет, Сапфо, ты вовсе ни в чем не виновата, – подняла Анактория на Сапфо свои темные, загадочные глаза и вдруг добавила спокойно: – Мало того, мне кажется, что Тихэ наконец-то повернула ко мне свое лицо, но все еще никак не решится осчастливить меня окончательно».

И Анактория поведала Сапфо, что главная ее мечта – как можно скорее вернуться на Лесбос. Но пока что она не может покинуть Сиракузы, потому что вот-вот сюда должны явиться многочисленные племянники Трилла и другие желающие принять участие в дележке его немалого наследства. Поэтому пока что Анактория вынуждена оставаться в этом доме и петь печальные песни, а не плыть под легкими парусами в сторону родного острова, как бы ей того хотелось, – вот, собственно, и вся причина ее грусти.

«Ах, Сапфо, когда-нибудь ты тоже поймешь, что нам, женщинам, ничего не принадлежит на этом свете, кроме нашей души, – сказала тогда Анактория. – И потому мы должны изо всех сил копить только те сокровища, которые находятся внутри нас самих. Но, к сожалению, очень немногие женщины умеют это делать.