Весенние грозы

— Да, мастер, пришли другие времена. Но и в эти скверные времена мы еще повеселимся, глядя на Мир.

Часть 2 ПОСЛЕДНЯЯ МЕТЕЛЬ

ГЛАВА 13 Ливда

У моря весна наступает раньше. Все чаще оттепели, все чаще влажный соленый ветер несет не снег, а дождь, и вот уже лед у берега становится слабым, крошится и трескается. Сугробы проседают, растекаются влагой, а с утра слышно веселое треньканье капели, а не сумрачный вой ветра и не шорох колючих снежинок. Сосульки растут, яркий свет играет на них, повсюду солнечные зайчики и брызги.

И нищие попрошайки — те, кому посчастливилось пережить зиму — уже тянут заунывные жалобы на каждом углу. Кривят щербатые рты и улыбаются, подставляя бледные лица теплым лучам… Под стенами зданий и между сырых камней мостовой пробивается свеженькая зеленая травка, непривычно чистенькая среди грязи и мусора, проступившего, когда сошел снег.

Дороги растекаются вязкой кашей, новости не приходят, а цены на рыбу и овощи непрерывно растут, потому что запас товаров на складах городских торговцев иссяк, а подвоза нет.

Рыбаки вытаскивают из кладовых старые сети, перебирают узловатыми пальцами, отыскивая, нет ли где прорехи или не сгнила ли за зиму нить. Руки суетливо ощупывают ячейку за ячейкой, скользят по грубым нитям, а в глазах плещется море. Люди не смотрят на сеть, руки сами выполняют привычную работу, взгляд рыбаков устремлен в завтрашний день, в теплые зеленые волны.

В порту начинается возня, по палубам расхаживают моряки, гладят облупленную краску надстроек, потом спускаются в трюм, черпают густую черную жидкость, подают наверх, матросы палубной команды принимают ведра и опорожняют их за борт — в вонючие воды гавани, где плавает всевозможный сор вперемежку с грязным льдом.

Весной у всех настроение хорошее. Пусть дорожают продукты, пусть закрыты дороги… зато дождались нового солнышка, пережили холода! И — отсутствие новостей! Отсутствие новостей, оно и само по себе — хорошие новости. В Мире творится много скверного и злого, так что лучше знать об этом поменьше и спать спокойней. Пока дороги непроходимы, не появляются скверные известия. Добрые новости также не появляются — но ведь их всегда бывает намного меньше, чем скверных.

Даже о том, что господин граф взял, да и отбил у злодеев собственный замок, ливдинцы узнали далеко не сразу. И то сказать — откуда было бы это известно, если его светлость ускакал из города, едва отшумела буря — последняя в эту весну? Ускакал по заваленной снегом дороге, по искрящейся радужными блестками ослепительно-белой целине. Несколькими днями позже мороз «лопнул», снега потекли талой водой, граф не возвращался, а в Ливде хватало забот и без его светлости. Западная сторона, взволнованная чередой дерзких налетов, шумела и бурлила. К тому же стража, расследуя ограбления складов, накрыла несколько притонов и конфисковала немало контрабандного товара. Потребовалось время, чтобы утих шум, поднятый вокруг этих происшествий.

Разумеется, слухи ходили самые разные — вплоть до того, что один из закадычных дружков Раша Рыбака предал своего атамана. Но это был только один из слухов, да и то, не самый интересный. Ну что это за сплетня — один разбойник ограбил другого? То ли дело, байка о ведьме, которая прокляла Рыбака и нарекла Рашем восковую куклу с огромными пустыми карманами! Или рассказ о контрабандистах, которых Раш надул, а они наняли колдуна, чтоб отваживал удачу от атамана. Вот это сплетни, так сплетни — первый сорт! Что рядом с этими историями слушок о каком-то ничтожестве, как его, Жаба, что ли… Но налеты прекратились, спустя пару недель угомонились и молодчики Рыбака.

А уж потом в Ливду возвратился его светлость Эрствин, барон Леверкойский. Мальчишка восседал в седле невозможно гордый, улыбался, щурился под ярким солнышком. Следом за его конем вели пленников — одиннадцать юных дворян, немногим старше победителя. Сыновья злейших врагов Леверкоя, и сами (в силу наследной традиции) его заклятые враги понуро брели, гремя тяжелыми ржавыми цепями, увязая в липкой чавкающей дорожной грязи, перемешанной со снегом. Этих не радовало солнышко и тепло. За дворянами шагали вассалы, также в оковах. В целом колонна имела вид мрачный и неприглядный. Пленники хмурились либо бранились. Но мальчишка Эрствин сиял — как сказал бы меняла по прозвищу Хромой, сиял, как только что отчеканенный келат. Да он так и сказал — ухмыляясь, от чего на левой половине лица обозначились белые ниточки старых шрамов:

— Эрствин, ты похож на новенькую монетку. Сияешь, будто келат, едва вышедший из-под инструмента чеканщика.

Юный граф повернул к спутнику улыбающееся лицо (Хромой ехал рядом, отстав на половину лошадиного корпуса от сеньора) и спросил:

— А что? Разве это плохо?

— Нет, неплохо… У тебя в самом деле чеканный профиль, аристократические черты лица. Только…

— Только — что?