Весенние грозы

— Да ладно! Графских слуг никто не любит. Я тоже не люблю. В любом случае, пока я при малыше, и за делами пригляжу. За нашими делами. Ты ведь прикроешь меня здесь, если на овощном рынке объявятся новые безжалостные убийцы?

* * *

Обух не стал смеяться. Напротив, он тяжело вздохнул — настолько тяжело, что Хромой счел это плохим признаком.

— Видишь ли, Хромой, — после паузы заговорил ночной барон, — на овощном рынке — все, что хочешь. Я прикрою, я велю своим не спускать глаз. И они, если нужно, рискнут жизнью… Не смейся! Однако ты напрасно шутишь, потому что настоящие убийцы — не на овощном рынке, а в золотых палатах.

— На нашем нищем побережье нет золотых палат, — машинально сострил Хромой, — однако ты прав, конечно, Обух. Я слишком доверчив, я привык, что меня все любят.

— Я даже удивляюсь, с чего у тебя такие хорошие отношения со всеми. А, Хромой? Открой свой секрет?

— Секрет прост. Меня любят все, потому, что я позволяю жить только тем, кто меня любит. Разве ты не знал?

— А ты умней, чем я думал, — буркнул Обух. — Значит, ты не возражаешь, если человек в мешке отправится по назначению? Я собираюсь поучить его плавать.

— В мешке?

— Именно. Это не трогает твою чувствительную душу? Ты же так стремишься всех пожалеть и обогреть!

— Если хочешь, можешь учить его плаванию по частям. В трех и четырех мешках. Я думаю, что мне не следует предъявлять твоего гостя малышу Эрствину уже хотя бы потому, что он слишком много видел здесь и на овощном рынке. У меня и так скверная репутация, а если станет известно, что я якшаюсь с бандитами, то есть я хотел сказать — с правильными парнями… Кстати, я вспомнил! За моим домом и лавкой станет приглядывать стража. Так ты предупреди своих, чтоб не волновались. Уж людей-то из стражи они знают.

— Как ты умудряешься так обделывать свои дела таким образом, чтобы тебе помогало и братство, и стража?

— Доброе сердце, Обух. Всему причиной мое доброе сердце. Да, еще вот что! Скоро в нашей страже появится начальник. Я, разумеется, намекну ему, чтобы глядел лучше за портом и Западной стороной, а не за…

— Э, я этого не слышал, — поспешно перебил ночной барон.

Обух в самом деле забеспокоился, для него были запретны любые сношения со стражей, выходящие за узкие рамки. Внутри рамок умещались стычки по ночам да выкуп арестованных членов братства, не больше.

— Конечно, не слышал. Я тебе этого не говорил. Еще я не говорил, что начальником станет Лысый, с которым у меня тоже большая дружба. И, как его друг, я не могу тебя не попросить: на время уйми своих шнуров. Новая метла должна мести чисто. Послушай, придержи людей пару месяцев, дай Лысому хорошо проявить себя.

Обух задумался.

— Впрочем, поступай, как знаешь, раз уж я тебе ничего не говорил, — добавил меняла. Он уже видел, что атаман размышляет. Разбойник неглуп, он примет правильное решение.

Из Хибар Хромой отправился домой. Уже окончательно стемнело, улицы опустели. Владычица ночь вступила в свои права.

— Как хорошо выглядит наш прекрасный городок, — пробурчал себе под нос Хромой, — когда добрые люди сидят по домам и не мозолят глаза. Еще бы сделать что-то с запахами…

Но с запахами ничего поделать было нельзя, бедная окраина пахла, как подобает пахнуть бедной окраине. Каждый переулок, каждый бедный двор вонял по-своему, всякое местечко обладало собственным оттенком смрада. Здешние обитатели могли бы находить дорогу по запаху, доведись им проделать путь с закрытыми глазами. Переулок Заплаток тоже обладал своим характерным зловонием. Хромой подумал, что, хоть и привык к здешнему воздуху, но месяц жизни в Леверкое напомнил, что можно жить совсем иначе, чем здесь. Дышать другим воздухом, видеть другие горизонты. И это не будет казаться странным.

ГЛАВА 19 Ливда

Пробудившись поутру, Хромой несколько минут разглядывал потолок, припоминая, где он находится. Знакомый запах, замысловатый узор трещин над головой — все было обыденным, привычным с детства, с рождения… и при этом новым, необычным. Стоило на месяц вырваться из вереницы похожих дней, из хоровода однообразных будней, и вот уже трудно возвратиться домой. Отпереть дверь, привычно швырнуть плащ на крюк у входа, не глядя, плюхнуться на стул, который всегда на том же месте — это легко, но по-настоящему вернуться трудно… Меняла лежал, заложив ладони, за голову, и размышлял. Кто он? Куда пришел и откуда?.. Какие призраки всплывают в памяти? Серые призраки, прозрачные, молчаливые, словно странная девица Лериана в коридоре Большого дома…

Но — долой призраков! Их удел — ночь, а теперь уже встало солнце, выкатилось из-за угрюмых башен над Восточными воротами, рядом с которыми маленький домик с вывеской. На вывеске — весы и кругляши разного цвета. Меняльная лавка.

Сегодня Хромой туда не пойдет, его ждет Эрствин, Большой дом, пленные рыцари, переговоры о выкупе, поход на восток, замки, осады, приступы, сражения — хотя, казалось бы, к чему это бедному меняле?

Когда Хромой вышел из дома и остановился, разглядывая переулок Заплаток, рядом тут же объявился соседский парнишка: