Весенний поток

Уже пятую неделю живу в Астрахани, работаю в политотделе начальником агитационного отдела. Город во вражеском кольце. Со стороны Гурьева, верстах в тридцати от нас, у села Ганюшкино идут упорные бои с уральскими казаками. У Волги белые третью неделю атакуют наш укрепленный центр — Черный Яр. Южнее Черного Яра — у Енотаевска — бои. Кавалерия противника, в составе двух казачьих полков, с артиллерией и батальоном пехоты, прорвалась к Енотаевску и, по слухам, соединилась с бандами капитана Кузовлева и мельника Ткачука, оперировавшими там. На юге дела еще хуже. Со стороны Кизляра наступают терские казаки, подкрепленные пехотной дивизией в составе апшеронского, ширванского и самурского полков с артиллерией, — это отряд генерала Драценко. Наш слабый Северокавказский фронт подался назад. Еще на прошлой неделе бои шли у села Оленичево. Сегодня сданы Яндыки, и противник ведет атаку на Басы, а от Басов до Астрахани, что называется, рукой подать. Английские аэропланы почти ежедневно долбят с воздуха город. Вчера они сбросили бомбы на эллинг, позавчера бомбили центр, а сегодня налетели на порт. Наша слабая авиация геройски отбивает атаки английских хищников. Совсем недавно летчик Горюнов в воздушном бою сбил большой вражеский двухмоторный самолет.

В самой Астрахани тишина. Лавки и магазины закрыты, лишь кое-где торгуют варенцом и простоквашей. Стакан варенца стоит 25 тысяч рублей. У меня осталось около 300 тысяч рублей. Расчетливо ем раз в день варенец, сберегая свои финансы. При политотделе армии имеется своя столовая. Кормят в ней почти роскошно: на первое — суп из рыбы без хлеба, на второе — пшенная каша без масла, сваренная на воде; иногда ее заменяет вареный чилим. Трудно объяснить, что такое чилим. Энтузиасты говорят, что этот болотный орешек очень питателен и напоминает вкусом нежный каштан. В местной газете «Коммунист» астраханский наркомпрод Непряхин написал даже ряд статей об исключительной калорийности чилима и о том, как надо варить или жарить этот замечательный болотный орех. Каюсь, я лично не могу есть его ни в вареном, ни в жареном виде. И в том и в другом он противен. От него пахнет тиной, вкус его немного хуже сырой картошки, и вдобавок ко всему от него болит живот. Словом, питаемся плохо. В любую минуту я готов есть, а ведь мы, армейцы, живем лучше, чем другие. Бывают дни, когда даже рабочим не выдают пайков.

Работаем много. По ночам засиживаемся до трех часов. Противник подходит все ближе и ближе. Реввоенсовет мобилизовал решительно всех, кого только можно было. Батальон ЧК и пехотные курсы сегодня ушли в Ганюшкино. Чоновцы[2] охраняют город и патрулируют днем и ночью. Даже сотрудники штаба, Реввоенсовета и поарма брошены на фронт. Сам Сергей Миронович только что вернулся из Черного Яра, где полки 34-й пехотной и 7-й кавдивизии под общим командованием Левандовского отбили девятый штурм белых. Киров с большим одобрением говорит о действиях дивизий. На его глазах один из полков штыковой атакой разгромил бригаду наступавших пластунов. Конный дивизион под командованием Сабельникова, атаковав с фланга цепи противника, гнал их больше двух верст, нещадно рубя. Живые разбежались по камышам и болотам. Семь орудий и пулеметы захватил дивизион в этом. бою.

В тот же день на заседании партячейки поарма Сергей Миронович говорил:

— Нажим у Черного Яра кончился. Белые откатились и теперь не скоро оправятся. И все же мы плохо работаем, товарищи. Войска дерутся, а Астрахань слабо помогает им. Надо энергичней действовать. Надо так мобилизоваться, так напружиниться, чтобы беляки и под Басами и у Ганюшкина понесли такой же разгром, как под Черным Яром.

Он садится скромно в стороне. Прислушивается ко всему, что говорят товарищи. Очень редко берет слово, но если скажет, то всегда что-нибудь бодрое, свежее, волнующее. «Наш Киров», «наш Мироныч», — так называем его мы, так зовет его армия, так величают его рабочие, моряки. Он — мозг и сердце нашей армии, он — центр, вокруг которого вращается все.

К концу собрания я замечаю, что Кирова нет, а через несколько минут уже знаю о том, что он на штабном мотоцикле, вдвоем с водителем, умчался в Басы после короткого разговора по проводу с комдивом.

Из Басов получены худые вести. Это и заставило Кирова срочно выехать туда. Казаки обошли фланг наших окопов, и пехота, наполовину из мобилизованных рыбаков побережья, волнуется и хочет оставить Басы.

Все резервы брошены в Ганюшкино. Что делать, чем помочь защитникам Басов? Тревожно на душе, тяжело, но мы знаем, что Киров никогда не теряется и что он и сейчас найдет верное и необходимое решение.

Глубокой ночью в политотдел зашел секретарь Реввоенсовета Самойлов. На лице его тревога, глаза озабочены.

— Что случилось?

Он мнется, отводит в сторону глаза и наконец говорит.

— Во флоте неспокойно. Анархиствующая братва подняла голову. Какие-то требования выдвигают, комитет свой создают. В такое время... Св-волочи! — он плюет и злобно кричит: — Какой момент выбрали, а? Прямо измена!

— А чего они бунтуют? — интересуюсь я.