Весенний шум

Сева думал иначе. Он был и доволен и недоволен тем, как встретила его Галка после такой разлуки. Доволен потому, что встреча произошла при ребятах, а Галка всегда вела себя так, что каждый видел: они — товарищи по учебе, просто хорошие товарищи, очень верные друзья — и всё. Пищи для сплетен не возникало. Недоволен был Сева потому, что вернувшись домой из-под огня, из мира смертельной опасности, он не был еще столь благоразумен и сдержан, чтобы скрыть совсем свои чувства, и от Галки он ждал большей непосредственности, большего тепла. Неужели нельзя было вот так разбежаться с порога и обнять его на мгновение, на секунду, разве он не заслужил? Он мерз в финских снегах, полз по льду озер, осторожно перерезал проволочки, прикрепленные к минам, — и все время вспоминал именно ее, эту девушку с таким независимым взглядом, со светлыми волосами, валиком уложенными вокруг милой головы.

Вся недлинная история их знакомства стояла перед его глазами. Простая история, похожая на многие другие. Это не была «любовь с первого взгляда», совсем нет! Галка и прежде бегала по коридорам института, сидела на некоторых лекциях в одном с ним зале, но тогда она не была заметна.

Все началось со студенческой альпиниады. Трудно забыть то свежее, яркое от солнца, громкое от шума быстробегущей реки утро у ледника Дых-Су, утро первого восхождения, первого выхода в горы, в снега, в опасность! Дежурный долго бегал по палаткам, тормошил ребят и упрашивал подыматься, — опьяненные горным воздухом, ребята только отмахивались от него, переворачиваясь на другой бок, чтобы тут же заснуть. Кончилось тем, что Виктор Крохалев, студент старшего курса, начальник альпиниады, в свитере, украшенном значком альпиниста второй ступени, выбежал из своей палатки и, набрав вдоволь воздуха, гаркнул:

— Альпиниада, подъем!

И сразу все палатки зашевелились, как живые. Одевались и умывались, что называется, бегом. Все с нетерпением ждали линейки: что будет в приказе? Кто пойдет на первовосхождение?

Дежурный зачитал приказ: в числе других были названы фамилии Лозы и Голиковой. Сева ликовал, он сильно волновался, опасаясь, что нынче его могут еще не включить. Галка тоже обрадовалась так, словно только сегодня узнала о своем назначении. На самом деле именно она, как секретарь альпиниады, еще вчера вечером писала этот приказ.

Пятеро альпинистов во главе с Виктором Крохалевым на прощание помахали ледорубами оставшимся в лагере и скрылись за поворотом морены. Галка была единственной девушкой в группе. Вела она себя, как настоящий парень, делала все, как и ребята, рубила в морене яму, чтобы набрать воды, разводила костер. В походе все были навьючены одинаково, и никто не посмел предложить Галке понести часть ее груза — она бы смертельно обиделась.

Когда проходили вдоль одной из каменных отвесных стен, случилось непредвиденное. Галка взглянула вверх и вдруг так рванула к себе веревку, что Сева, шедший впереди ее, резко попятился назад и чуть не грохнулся. В ту же секунду он увидел, как прямо перед его носом пролетел огромный серый камень. Камень сорвался откуда-то сверху, он катился с большой скоростью, он мог бы убить человека, попавшегося на пути.

Галка спасла Севу, это он понял не сразу. Она поступила бы так же, будь на месте Севы любой другой человек. Но в данном случае она спасла жизнь именно Севе, и он был не такой дуб, чтобы не заметить этого.

В лагере не хватало спальных мешков, и Сева дрожал под одним одеялом. Он стал нарочно засиживаться у костра. Однажды, прощаясь с ребятами, он бросил:

— Пойду к себе, мерзнуть.

— Зачем мерзнуть? — просто возразила Галка. — Зайди к нам, я дам тебе пальто. Оно у меня всё равно лишнее.

— Я пошутил, — смутился Сева, но Галка настояла.

Спать под Галкиным пальто стало много теплее.

Вышло так, что возвращались они в Ленинград вместе: Галка, Сева и еще один парень. Попали в одно купе, всю дорогу играли в домино, причем Галка все время их обставляла. Еще в Невинномысской, после пересадки, Сева обнаружил, что у него осталось полтора рубля всех денег. Приятель сообщил по секрету то же самое о себе, и они решили потерпеть, растянуть на всю дорогу печенье, сгущенное молоко и рыбные консервы, прихваченные из лагеря. Но от Галкиных глаз ничего не скрылось, в Ростове она позвала ребят обедать.

Они долго отказывались, уверяя, что у них с собой много еды, что нет настроения обедать, и, наверное, мясо в Ростове скверное… Галка потребовала их рюкзаки для контроля, парни в ужасе уцепились за пустые свои рюкзаки и обозвали Галку диктатором. Но обедать в Ростове им все-таки пришлось. И не только в Ростове, но и в Харькове, и еще кое-где по пути. Сева понял, что девчонки устроены, вероятно, совершеннее ребят: выезжают из дому с одинаковыми ресурсами, а глядишь — в конце поездки выглядят куда солиднее и богаче. А парни в сотый раз недоверчиво перечитывают надпись на наклейке от сгущенки: «Содержимое эквивалентно 1200 граммам цельного молока и 180 граммам сахару»… Эквивалентно… Пол-литром молока напьешься и сыт, а тут хоть всю банку уплети, все равно в брюхе пусто.