Вещи и ущи

По выгоревшей земле тундры мимо нефтепровода идут трамвайные рельсы, едет по ним многовагонный трамвайный поезд, сотня вагонов прикреплена друг к другу, тянется трамвайный поезд из-за горизонта и никак не кончится. Все вагоны пусты, кроме одного, но во всех горит электрический свет. Лужицы грязной воды — не озёра даже — встречаются поезду на пути, скрюченные кустарники, мусорные свалки. Время от времени прямо на рельсах обнаруживаются мёртвые олени, тогда трамвайный поезд останавливается и машинист, матерясь, выходит и оттаскивает их в сторону. Вдоль пути поезда стоят электрические фонари, в свете их кружится первый снег — несмотря на то, что середина июля. В тени белой пасмурной ночи, там, куда электрический свет не достаёт, иногда промелькнёт тень лисицы или зайца-русака. Поезд ведёт машинист в кителе и фуражке, лицо у него простое и хитрое, под сощуренными глазами сеть морщин; лопоухий, с жидкой рыжей бородёнкой. Родился сиротой, стал красным машинистом, ведёт трамвайный поезд и думает, глядя перед собой в нечаемую даль: «Тундра ты, тундра, заколдованная земля, Великий Октябрь пробудил тебя к новой жизни. Покорилась ты советскому человеку. Будем добывать здесь руду, нефть и газ, создадим энергетическую базу, построим комплексы по переработке сырья, будут здесь химические и металлургические комбинаты, города и посёлки». Только в одном из сотни вагонов есть люди: кондуктор, царь и царица. Царица сидит у окошка, царь рядом. «Вот и снег выпал, — говорит царь. — Как будто в Петербурге из театра возвращаемся и снег в свете фонарей кружится». Кондуктор сидит, смотрит на них, не мигая, сама она старая бабка, за плечами коса. Глаза с бельмами, на лбу морщины как будто немного изумлённые, одета в чёрное платье с брошью, зовут Смертушка-Аглая-Филипповна. Проезжают горящее нефтяное озеро. Царица ахает, толкает царя в бок: что за безобразие. «Это везде теперь так, — говорит Смертушка-Аглая-Филипповна, — и олени умирают, все олени умирают нонче, билеты-то у вас есть?» Царь и царица показывают бесконтактные смарт-карты. «Может, водочки выпьем?» — говорит Смертушка-Аглая-Филипповна. Царь и царица соглашаются. Выпивают, ещё выпивают, царь смотрит в окно, думает: «Тундра ты, тундра, заколдованная земля…» На душе у него тяжёлое, тоскливо-щемящее чувство. Поезд тормозит на вершине какой-то насыпи, двери вагона открываются, Смертушка-Аглая-Филипповна крестит царя и царицу на прощание. Их встречают чекисты, отводят вниз, расстреливают и закапывают под насыпью. Трамвайный поезд едет дальше совсем без пассажиров, машинист скручивает себе папироску, Смертушка-Аглая-Филипповна наливает себе ещё стопочку. Чекисты у насыпи смотрят на проплывающие мимо них вагоны трамвайного поезда, внутри вагонов светло от электричества, и все они пусты, и тянутся долго-долго, похожие, как близнецы, по умирающей и чужой холодной земле тундры. Первый снег падает на форму чекистов, навевая чувство ранящего и томительного одиночества. Вдруг сзади к одному из чекистов, руководившему расстрелом, из мреющей тени тундры подошёл олень с похожим на пятиконечную звезду пятнышком на лбу и положил морду ему на плечо.

Кот-мизантроп (Чёрная сказка о деградации благодати)