Вещи и ущи

В том забытом людьми и богами городе посреди тундры, столице былых времён, на мёртвой земле, полной горькой памяти, был детский дом. Был он простой, кирпичный, типовой застройки, огороженный садиком с качелями. В садике рос мох и ничего кроме. В детском доме детей не трогали — предоставляли самим себе, кормили жиденьким супчиком. В тёмное время года дети почти не выходили из дома, но и в здании тоже было холодно и дети жгли мебель, чтобы согреться. В городе функционировала захудалая порностудия, и в детский дом периодически приходили снимать детское порно, за это детям давали слипшиеся барбариски. При детском доме было ЛИТО, его вела выжившая из ума поэтесса по имени Бастинда. Никто не знал, как именно Бастинда учила маленьких сирот искусству поэзии, но к пятнадцати годам все дети в приюте стали гениальными поэтами. Они знали наизусть «Илиаду» и «Одиссею», они читали и переводили Вергилия, Овидия, Катулла, они сочиняли стихи сложными, древними размерами и создавали новые, и в стихах каждого из них был свой мир, не похожий на другие. Они мало знали о жизни за пределами детского дома и не любили её, и стихи их были чистым созерцанием вне опыта. Они требовали от своих стихов одного — полёта, и они овладели этим искусством в совершенстве. Подобно тому, как слепые соловьи поют лучше зрячих, сочиняли они свои стихи — слепые ко всему на свете, не знавшие любви и детства, чуждые этой мёртвой земле и горькому белому свету. Но и эта бедная земля была способна порождать святые мечты. Они брали себе псевдонимами имена птиц: Подорожник Лапландский, Ржанка Белокрылая, Конёк Краснозобый… В тот год, когда их выпустили «в жизнь» из детского дома, Бастинда умерла и ЛИТО закрылось. За стенами приюта, в развалинах города детям некуда было пойти. Никому были не нужны ни эти юноши и девушки с отрешёнными глазами, ни их поэзия. Некоторые из них умерли тогда, потому что жизнь ничего им не обещала дать, но обещала отнять то немногое, что у них было. Конёк Краснозобый научился готовить бледное наркотическое варево и продавал его в шатре на рынке на берегу ледяного моря, Подорожник и Ржанка стали работать в порностудии. Многие из юных сирот перестали писать стихи, но Конёк, Подорожник и Ржанка всё ещё продолжали и иногда печатались в единственном в городе литературном журнале, который выпускал один старый сумасшедший и считал это делом своей жизни. Журнал выходил раз в семь лет на неопрятно склеенных друг с другом ветхо-жёлтых листах, в семи экземплярах, которые каждый раз ритуально разрывали и развеивали над морем непрочитанными, и назывался «Надежда».