Вещи, о которых мы не можем рассказать

Он прибывает через двадцать две минуты после нашего разговора, и как я и ожидала, он измотан. Уэйд ходит на работу в костюме, потому что сейчас он исполнительный менеджер. Когда он утром выходит из дома, его галстук всегда впечатляюще прямой. В данную минуту он находится под несколько сумасшедшим углом, а светлые волосы мужа торчат во все стороны. Он выглядит смущенным, когда входит в больничную палату, его руки застряли в натянутых ручках двух перегруженных пакетов.

– Привет, ребята, – бессмысленно говорит он Бабче и Эдди, сидящему на кровати, затем кивает мне и поднимает сумку в левой руке. – Я купил целую коробку супа – она в машине. У них осталось много йогурта со старой этикеткой, поэтому я купил все – вот половина. – Он поднимает другой пакет немного выше и кивает в его сторону. – И здесь куча с новым лейблом… – На мой непонимающий взгляд он нерешительно отвечает: – Ну… ну, знаешь, чтобы он мог к этому привыкнуть.

Эдди никогда не привыкнет к этому ярлыку. Я пока не знаю, как мы с этим справимся, но тот факт, что Уэйд думает, будто решение настолько просто, является вопиющим напоминанием о том, как далек он от осознания ситуации.

– Спасибо.

Я ожидаю, что Уэйд передаст мне сумки, вежливо поцелует меня и развернется на каблуках, но вместо этого он ставит сумки на пол и притягивает меня в объятия. Я удивлена этим и еще больше удивлена, когда он нежно целует меня в волосы.

– Прости, Элли. Мне правда очень жаль. Я знаю, что сейчас на тебя много навалилось, а от меня мало помощи.

Я вздыхаю и наклоняюсь к нему, обвиваю руками его торс и нахожу утешение в его теплых объятиях. Спасибо. Спасибо. Спасибо. Редкие моменты, в которые мой муж вновь становится собой, поддерживают наш брак. В эти эпизодические моменты я улавливаю на горизонте проблеск надежды. Все, что мне нужно, чтобы продолжать работать, бороться и пытаться, – этот самый проблеск, хотя бы время от времени. И он случается как раз тогда, когда мне это особенно нужно.

– Я просто на эмоциональном взводе, – шепчу я. – Я тоже очень сожалею… о том, что произошло.

– Тебе поможет, если я останусь сегодня днем?

Он не предлагает отвезти Эдди домой, но его предложение близко к тому, что мне нужно, и я ценю это.

– Вообще-то, – говорю я, – у Келли балет в четыре. Если бы ты мог забрать ее из школы, сводить на балет, а потом отвезти домой и приготовить ужин…

– Конечно, – отвечает Уэйд с энтузиазмом, а может быть, с облегчением. – Разумеется, я это сделаю. Все что скажешь. – Он прикасается своими губами к моим, снова смотрит на кровать. – Как у тебя дела, Бабча?

– Она не понимает тебя, – напоминаю я ему. – Она использует AAК – если ты хочешь поговорить с ней, тебе придется им воспользоваться.

Уэйд напрягается, потом неопределенно машет рукой в сторону кровати и смотрит на часы.

– Мне нужно вернуться в офис и сказать им, что я собираюсь уйти пораньше. Увидимся вечером дома. Дай знать, если тебе понадобится что-нибудь еще.

– Хорошо.

«Обед, – говорит айпад Эдди, и затем: – Обед, обед, обед, обед, обед, обед…»

– Ладно, ладно, – вздыхаю я, наклоняюсь и беру упаковку йогурта. Сын так взволнован, что садится и начинает размахивать руками во все стороны.

Спустя шесть тюбиков йогурта Эдди устраивается на кровати и снова смотрит видео с поездами на YouTube. Но тут в палату влетает мама с архивной коробкой в руке, Бабча сияет и тут же начинает нетерпеливо хлопать в ладоши.

Глава 7 Элис

Мама ставит коробку на столик с подносом, а я сажаю Эдди на стул рядом с кроватью. Бабча теряет терпение и без нашей помощи принимает сидячее положение, так что нам приходится поспешно отрегулировать угол наклона ее кровати и поправить подушки. Она отмахивается от нас и тянется к коробке, ее руки дрожат. В ее взгляде читается благоговение, и время от времени она бросает на маму взгляд, полный благодарности и облегчения. Я пытаюсь помочь Бабче снять крышку с коробки, когда становится очевидно, что она не может скоординировать свою правую руку, но как только я это делаю, она прижимает крышку к себе и неловко обнимает ее предплечьями.

– Где она была? – тихо спрашиваю я маму.

– Под ее кроватью в отделении для пенсионеров, я пропустила ее в первый раз, когда пошла туда, – бормочет мама, качая головой. – Я не подумала, что Бабча хранит коробку так близко, хотя следовало бы догадаться. Она всегда была такой сентиментальной.

Последние слова она произносит таким тоном, как будто речь о совершенно ошеломляющей черте характера, и это на мгновение забавляет меня.

– Как и ты, мама, – посмеиваюсь я, и она мрачно смотрит на меня. – Ты забываешь, что я помогала тебе и папе с переездом. Я знаю, что ваш чердак – это, по сути, «Музей семьи Сласки-Дэвис».