– Пожалуйста, не пишите заявление на сына, – взмолился Виктор, – он давно не убегал. Мы усилим контроль. Если заявление напишете, Федю в приют сдадут, он там погибнет. Мы вам все честно рассказали. Пожалейте и нас, и парня, поймите, он как младенец, хоть и здоровенный верзила. Мы вам хороших продуктов с собой дадим. Без всякой химии.
– От деревенского молока, творога, яиц отказаться невозможно, – улыбнулся Энтин. – Но мы никому ничего не сообщим, даже уехав с пустыми руками.
– Спасибо, – в один голос сказали Кругловы.
– Про друзей Федора, Лену и Пашу, что-нибудь знаете? – поинтересовалась я.
– Нет, – удивилась Таня. – Зачем они нам? И жили мы в разных местах. Они в Горяеве, мы в Потапкине.
– Я сказал вам, что заходил к их родителям, когда Федю искал, здорово они мне «помогли», – скривился Виктор. – Сейчас соберу вам что повкусней. Яйца с двумя желтками отберу.
Через полчаса, нагруженные продуктами, мы сели в машину. Таня помахала нам с крыльца, Виктор открыл ворота, подошел к автомобилю и тихо сказал:
– Запишите мой мобильный. Вдруг выясните, что с Федей в лесу случилось. Расскажете мне?
– Непременно, – пообещал Константин Львович. – Вы помните Сергея Кабанова?
– Впервые о нем слышу, – ответил фермер.
– Он одноклассник вашего сына, – уточнила я.
Виктор почесал щеку.
– Может, видел его когда, да напрочь забыл. К Феде постоянно дети прибегали. Мы с женой считаем так: у нас играйте, ешьте, танцуйте. Продуктов не жалко, дом большой, места много. За ребятами пригляд нужен. И знать надо, чем они занимаются. Дома у нас все было под контролем. А что за забором? Не понимаю родителей, которые запрещают приятелей приводить, говорят: «Пол испачкают, еду сожрут, тарелки бросят, унесутся. Шумят, кричат, а я хочу покоя!» Ага! Сейчас покой, нет подростка дома, и паркет блестит, и колбаса цела. Круто. А что ты про сына знаешь? Где он? С кем? Чем занят? Может, с наркоманами связался, с ворами. Детей тянет на дерьмо. Плевать на жрачку и на чистоту! Смотри, с кем ребенок дружит, да в гости их зови, корми-пои. Этим ты себе спокойствие обеспечишь, вовремя любую ерунду заметишь и меры примешь! Мы с Таней один раз не выдержали, сдали у нас нервы, поругались с Федей. И вон чего вышло! Удрал он и какой вернулся? Я с остальными детьми никогда не скандалю теперь. Не стану врать, бывают моменты, когда хочется заорать. Но я всегда Федю вспоминал и осекался, думал: а вдруг сейчас сына-дочь в последний раз в жизни вижу? Сбежит, на отца обиженный, и… не вернется! Что тогда? Приезжайте к нам за продуктами, всегда рады вас видеть.
Во время обратной дороги мы молчали, и только когда въехали в Москву, Константин Львович произнес:
– Господин Маркс нас обманул.
– Вы озвучили мои мысли, – кивнула я. – Владимир, наверное, знает, что случилось и с Федей, и с Сергеем.
– Запутанное дело, – отметил Энтин и взял телефон. – Николаша, попробуйте выяснить, что с Кисуниной и… Вы молодец, предвидели мой вопрос! Включаю громкую связь.
Салон заполнил голос Махонина:
– Ничего на них нет. Последние сведения есть на момент, когда ребятам исполнилось тринадцать. Они завершили очередной учебный год, ушли на каникулы. Первого сентября на занятия не явились. Все. Мать Кисуниной вскоре убил пьяный сожитель. Родители Павла угорели в избе, с пьяных глаз закрыли вьюшку. Их тела нашли, а труп сына – нет. Ничего о местожительстве Кисуниной и Окошина неизвестно. У них нет мобильных телефонов, страниц в соцсетях, полисов ОМС, водительских прав, счетов в банках, кредитов. Они не оформляли брак, не регистрировали детей. Не состоят на учете в психоневрологических диспансерах. Не учились ни в вузе, ни где-нибудь еще. Их просто не существует. За границу официально не выезжали. Под судом-следствием не состояли.
– Они умерли, – вздохнул Энтин, – что-то случилось тем давним летом с ребятами. Смею предположить, что Федя сбежал из дома не один, а в компании с лучшими друзьями. Его родители ответственные люди, кинулись искать сына и в конце концов нашли его. А родители других школьников вели асоциальный образ жизни. Ни мать Кисуниной, ни Окошины не переживали из-за отсутствия детей.
– Есть еще новость, – сообщил Николаша. – Помните Владимира, ну того, что в квартире-музее работал? Он к нам приходил, но ничего интересного не сказал.
– Да, – хором ответили мы с психологом.
Потом я спросила:
– А с ним что?
– Отравился, – коротко ответил Махонин.
От неожиданного сообщения я вздрогнула.
– Насмерть? – уточнил Энтин.
– В больнице он, в реанимации, – ответил Николаша, – поел в ресторане суши! Потом отправился кататься на «Скорой».
Константин Львович взглянул на меня и продолжил разговор с Николаем:
– Как ты это узнал?
– Если мы с кем-то имеем дело в процессе расследования, – объяснил Николаша, – я всегда открываю на этих людей поиск. Вижу на экране все новости, где упомянуты их фамилии. Час назад пришло сообщение с сайта «Желтуха». У папарацци повсюду есть информаторы. Маркс пошел обедать в дорогой ресторан, а там ему за офигенные деньги подали тухлую рыбу.
– Название трактира скажи, – потребовал психолог.