Вещий князь: Сын ярла. Первый поход. Из варяг в хазары. Черный престол

– Ну, вот. – Выбросив уголь, он улыбнулся и деловито зашагал обратно на пристань. Нужно было еще зайти к одной бабке, за хмельным…

На возу, стоявшем рядом с двором горшечника, зашевелилось сено. Выбравшийся наружу кривоносый мужичонка – Неруч – в задумчивости почесал затылок. Что делать – идти следом за Зевотой, как велено? Иль остаться здесь, дожидаясь того, для кого оставлена метка? Вроде б надо – как велено. Но и тут… Узнает Карась – не простит. Что б такое придумать? Неруч пошмыгал свернутым на сторону носом, огляделся – рядом с ним, в пыли, валялся выброшенный Ярил ом уголь. Радостная улыбка озарила хмурое лицо соглядатая. Схватив уголь, он нарисовал линии на всех горшках. Пусть потом тот, кто придет, разбирается… И тут же испугался. А вдруг – и это какой-то знак? Выбросив уголь, поплевал на рукав да стер все. Так-то лучше будет. Словно ничего и не было… Стерев, побежал вслед за Зевотой – как велено…

– Значит, все-таки он, – поджав губы, глухо произнес Мечислав-людин, бросив взгляд на сидевшего перед ним Неруча. – Значит – он. Ну, Яриле! Недаром Ильман Карась…

Мечислав не успел закончить, как в горницу вошел сам Ильман Карась. Лупоглазый, прилизанный, бородавчатый, в неприметной посконной рубахе. Сдвинув брови, строго взглянул на сидящих:

– Ну?

– Он. – Оба кивнули. – Ярил Зевота.

– Я ж то и говорил. Что видел? – Ильман перевел взгляд на кривоносого.

– Знак кому-то подал, пес, – с ухмылкой отвечал тот. – Нарисовал углем на кувшинце, что на плетне у горшечника на Подоле. Я тот знак стер, батюшка! – Не удержавшись, похвастал Неруч.

– Чего сделал? – Ильман Карась с размаху щелкнул соглядатая в лоб, да так, что из глаз у того полетели искры. – Ты что наделал, тварь преглупая? И как же мы теперь узнаем, кому тот знак подан был?

– Так ведь он к ним…

– А может, они к нему, а? Ухх! Так бы и прибил. Прочь с глаз моих, пес гунявый! Где сейчас Ярил?

– Да здесь же, в корчме. Пьянствует.

– Пшел вон! – Ильман Карсаь с возмущением плюнул в сторону провинившегося соглядатая. – Иди к питухам. Да посматривай с прилежанием, не проворонь!

– Исполню, батюшка! – Кривоносый Неруч низко поклонился и, пятясь, вышел из горницы.

– Зря ты шумишь, Ильмане, – покачал головой Мечислав-людин. – Ясно, кому пес этот, Ярил, знак оставил. Варягам, что на Копыревом конце у дедки Зверина живут!

– Хорошо, если так, – согласно кивнул Ильман Карась. – А если кому другому?

– Так схватить эту собаку Ярилку, да пытать прилежно!

– Я б так и сделал. Да решать – на то повыше меня есть.

Ильман Карась вздохнул. Мудрит чего-то князь, все высматривать приказывает, нет, чтоб, и в правду, схватить да пытать. Ярил Зевота – парень, хоть и ушлый, да хлипкий, пыток не выдержит, все поведает, все. Надо будет сказать об этом князю. Вот посейчас и сказать, на вечернем докладе.

– Нет, – выслушав Ильмана, покачал головою Дирмунд. – Рано еще его пытать, не время. Следят за ним надежно?

– Куда уж лучше. Не пукнет без нашего ведома.

– Значит, схватить можем в любой момент. Надо будет – схватим. Всегда успеем. Да, этот ваш соглядатай, пускай ошибку свою исправит: снова на кувшинце том черту проведет и следит там, денно и нощно, кто подойдет да посмотрит. Запомнил? Теперь слушай вот что. Есть тут, в Киеве, людишки, ромеи в основном, но и киевляне тоже встречаются – поклонники распятого бога. Слыхал о таких?

– Как не слыхать, княже? Вредные это людишки, – с уверенностью заявил Ильман. – Моя б воля, я б их…

– Возьмешь у ключника серебро, – перебил его Дирмунд. – Пойдешь завтра с утра ко Градку, найдешь Мефодия-гостя, это их староста. Серебро отдашь ему. Скажешь, на строительство храма от одного богатого христианина, так они себя называют. И вот еще что – как бы невзначай, молви: есть, мол, в Киеве, некий христианин, зовут Никифором, на Копыревом конце живет, у Зверина. Очень был бы тот Никифор счастлив, когда б чаще навещали его собратья по вере, на собрания свои звали почаще. И чем чаще – тем лучше, тем больше серебришка на храм просыпется. Заботится, де, тот богатый человек о душе Никифора, вот и жертвует. Все запомнил?

Ильман Карась кивнул, ничего толком не понимая. Отдавать серебро поклонникам распятого бога? Чудит что-то князь, чудит. И с Зевотой чудит тоже.

Поклонившись, Ильман вышел. Тут же подскочивший челядин провел его к ключнику…

– Ой, глупец, глупец… Так ведь ничего и не понял, – покачал головой Дирмунд-князь. – Ну, других нет. Эх, жаль, запропал Истома, жаль.