Вещий сон

-- О. ректор, -- мягко сказал он, -- я так устал и так занят... В чем дело?

Ректор сквозь очки строго взглянул в лицо владыке и с теноровых высот бросился в пучину баса:

-- Мастерскую необходимо закрыть!

Владыка откинулся в кресле и чуть заметная краска появилась на его щеках.

-- Какую? Художественную?

-- Да, владыко, -- ответил ректор не допускающим возражения тоном.

И, так как владыка молча смотрел на него, он продолжал:

-- Вторично осмеливаюсь поставить вам на вид, преосвященнейший владыко, что тлетворная светскость проникает через все поры заведения и поощрять это неблагоразумно. Воспитанники интересуются только живописью светскою, чему способствует и рекомендованный вами художник. Из шестнадцати воспитанников лишь двое рисуют картины содержания религиозного: один -- лик Христа на плате, другой -- Богоматерь, да и то Рафаэля.

-- Худого в том не могу видеть, о. ректор, -- прервал владыка, -- это ведь первые ученические опыты, а хорошие картины лишь способствуют развитию вкуса. Рафаэль, говорите... да, ведь, дай Боже, чтобы наша среда выдвинула столь же высоких талантами творцов, какие были когда-то в римской церкви!

-- Но, преосвященнейший владыко, -- опять понесся в небеса ректор, -- повторяю: это лишь исключение, остальные же увлечены живописью светской. А к чему приводит это, уж можете судить по следующему факту: недавно исключенный воспитанник...

-- Невзоров? -- встрепенулся владыка.

-- Да. Так вот он был мною застигнут, когда... когда рисовал... -- Тут ректор погрузился в бездны баса и почти прогудел, склонясь к владыке: -- Фею!

-- Так что же? -- как бы удивился владыка.

-- Да ведь это же, -- возмутился ректор и слегка взмахнул руками, -- обнаженная женщина!

Владыка подавил улыбку и взглянул за окна на бьющиеся у самых стекол ветви.

-- Конечно, -- сказал он неопределенно и как бы покорно, -- к этому следует отнестись с осуждением... если плох оригинал. С чьей картины он рисовал?

-- Не знаю, владыко... и знать не хочу!

-- Но ведь воспитанники ваши, о. ректор, не готовятся к званию монашескому и каждый из них встретит в жизни женщину, не на картине только, но живую. Ведь и к святому Антонию являлись... обнаженные женщины. Чтобы бороться со злом, надо его знать, чтобы не принять за него и доброе. К тому же искусство показывает в обнаженности -- красоту, сотворенную Богом, а красота развращать не может.

Ректор, через очки, удивленно взглянул на епископа, но тот смотрел не на него, а за окно, в серые сумерки дня.

-- Да, бедный мальчик и пострадал за это, -- тихо добавил он.

-- Не за это, владыко, -- резко сказал ректор, -- а за результаты этого. Нравственный облик Невзорова в совершенстве обрисовался перед нами, когда в ящике его были найдены книги антирелигиозного содержания, а также к бунту и ниспровержению призывающие брошюры. Тогда же, как вы помните, мы были принуждены исключить его по единогласному постановлению совета и передать власти жандармской...

-- Помню, -- сказал владыка тихо и уже холодно, -- это было без меня... когда я уезжал. Не могу вам забыть этого, о. ректор. Надо было подождать меня.

-- Но не мог же я, владыко, рисковать!

-- Чем? -- прямо в лицо ему взглянул владыка.

-- Репутацией заведения и своим положением.

-- Ах, -- воскликнул владыка и уж в голосе его прозвучало презрение, -- неужели у всех только земное на уме!

-- Мы все, владыко, на земле делаем земное... для небесного.

-- Христос, -- сухо сказал владыка, -- поступал иначе. Он не думал о своем благополучии.

И владыка встал.

-- Мастерская останется в том виде, как она есть, -- сказал он, -- не нахожу мотивы для ее закрытия достаточными.

-- Но, владыко...

-- Что?

-- Тогда хоть позвольте пригласить в наставники иконописца- монаха.

-- И на это согласиться не могу, нужен настоящий художник. Я Грязнова знаю лично. Это хороший художник и хороший человек... хотя и опустившийся. Не будем больше говорить об этом.

Ректор стоял перед ним с угрюмым упорством на лице.

-- В таком случае, преосвященнейший владыко... -- хмуро проговорил он. И в голосе его как бы прозвучала угроза.

Владыка нахмурился.

-- Что еще?

-- Я...

-- Ну? Что вы?

В тоне его ректор почувствовал нетерпеливую раздраженность человека, не привыкшего к возражениям на свои категорические приказы.

Ректор с достоинством поклонился.

-- Повинуюсь, владыко. Но снимаю с себя всякую ответственность.

-- Я беру ее на себя, -- сухо ответил владыка.

И он быстро и слегка небрежно благословил ректора, отпуская. Потом он в волнении прошелся по опустевшей зале и проговорил почти громко:

-- Кто же тот человек, путь которого -- путь закона?!