Вешние воды Василия Розанова

Я хочу Вам писать по поводу того, о чем, как я знаю (правда, больше понаслышке), Вы пишете, что повторяете много, много в разных многочисленных статьях и книгах. Из этого я заключаю, что этот вопрос для Вас важен, мало того, дорог и близок вам. А раз так, является потребность поговорить и, может быть, попросить совета в том вопросе, который ближе, чем все остальные, хотя, быть может, и не менее жгучие, вопросы.

Вопрос этот – пол, половое чувство, его отношение к высшим запросам духа, к религии, к христианству.

Как этот вопрос велик, необъятен, величественен! А между тем нигде нет столько лжи, как об нем…

Но скажу про себя. Я – студент, следовательно, молод, и еще жизнь не потрепала меня. Не так давно, после долгих сомнений, я поверил в Бога, стал так или иначе на новую дорогу, переменил старый путь атеизма, ибо он меня не мог удовлетворить. И вот теперь так неизбежно является желание посмотреть все сквозь найденную призму религии. И, конечно, одним из грандиозных объектов этого рассматривания является то, что называется половым чувством, или инстинктом. Легче положение человека неверующего. Но здесь приходится на первых порах столкнуться с вековыми предрассудками, вековыми наслоениями. Откуда, почему, на каком основании можно говорить, что вера в Бога и половая потребность исключают одно другое?.. Иногда идут на компромисс и, как-то жалко отворачиваясь, говорят: если уж так немощен и слаб, то женись, но это нехорошо и лучше, если бы этого не делать. А ведь если так, то какое же может быть всю жизнь сознание, что делаешь что-то вообще низкое, постыдное, что резко противоречит тому, что сам признаешь. Но все это одни только речи и слова… А на деле… Вот налетит могучий, неизвестно откуда взявшийся вихрь, опрокинет все эти карточные построения и покажет, как лживы и непоследовательны люди.

И почему это все так боятся признания полового вопроса своим родным сыном, боятся, как черта, но все предаются ему как тайному пороку, потихоньку, вдали от глаз другого.

Такая двойственность ужасна для нас, молодых, еще не совсем погрузившихся в грязь жизни, еще не оподлевших настолько, чтобы жить этой двойственной жизнью, не могущих пока еще сидеть между двумя стульями. И она так часто приводит к трагедии. И сколько таких трагедий, не слышных, не видных, тонущих в кипучем котле современной сумасшедшей жизни. Как пузыри лопаются на поверхности жизни. И кто виноват? Виноваты все те, кто сам, не проводя в жизнь возвещаемых идей, ратует за то, что сам не исполняет.

Я не могу забыть одну такую темную, так похожую на все остальные, ночь. Было часа 4 ночи, когда я проснулся в своей комнате от каких-то странных звуков… В комнате, освещенной луной, на одной из кроватей рыдал, безумно рыдал мой хороший товарищ по комнате. Он ушел с вечера в город и ночью незаметно пришел, когда я уже спал… Я был в полном недоумении. Он был такой славный, хороший, чистый мальчик (да, именно мальчик, хотя и студент). Мы с ним вели всегда хорошие речи об идеалах, о смысле жизни. Я знал, что у него дома хорошая и такая же чистая семья. Он мне рассказывал, как его всегда ждут на праздники. Так всегда рвался домой и возвращался такой радостный, хороший, уравновешенный. Я знал, что его мать его страшно любила, да и нельзя его было не любить. Иногда к нам в комнату забегала его сестра, курсистка, такая же чистая, хорошая девушка с синими, как васильки, глазами и так же быстро улетучивалась, оставляя запах тонких духов. На наших стенах не висело ни голых женщин, обычных в студенческой комнате, ни других откровенностей. Толстой, Достоевский, Чехов[596] были нашими любимыми писателями, и только они смотрели на нас со стен… У меня промелькнуло в голове, что что-то ужасное произошло с ним… Не умер ли уж кто, подумал я. Когда я стал его спрашивать, то он беззвучно упал на подушку и забился в истерике… И после, в ту же ночь, я добился у него, что он вернулся от женщины известного поведения. Как?.. почему?.. он попал – не мог сказать. Не чувство разврата и грязи его увлекало, а налетевший вихрь. И не хотел, а пошел… Но шел насильно, ибо слепая стихийная сила его повлекла.

Василий Розанов Ивану Алексееву

Какой чудный, удивительный рассказ. Как он нужен! Как нужно об этом узнать, услышать обществу, священникам (каждому и всем сообща), родителям. А не сказать ли так, господа: о самом-то важном мы молчим, а брешем только о вещах, даже и самому говорящему неинтересных.

Иван Алексеев Василию Розанову