Вешние воды Василия Розанова

А он был тоже верующий, что так редко бывает со студентом. И сам он мучился с разрешением или, вернее, совмещением религии с половым чувством. И на чьей душе остался этот поруганный чистый лик Божий? Не на той ли, что говорила, что все говорят и никто не выполняет…

Может быть, если бы ему сказали, что половое чувство такое же хорошее, как и чувство голода, такое же нормальное, такое же святое. Святое, ибо только ради его я появился на свет от моей матери, что ничего нет грязного и темного, что надо скрывать в половом удовлетворении двух чистых, хороших мужчины и женщины.

Василий Розанов Ивану Алексееву

Вот!.. вот!.. вот с чего надо начинать все рассуждения о поле. Большею частью половую проблему разбалтывают лица, до того истаскавшиеся, что уж и не могут ничего, и которым отец и мать и в голову не приходят. У нас половой вопрос есть холостая проблема, а не семейная проблема. Но на самом деле, конечно, исходный пункт рассуждения начинается с задумчивости: кто я и откуда произошел? Кто мои родители, благородные ли и чистые люди или скоты? Для него самого незаметно аскетизм весь происходит из отправного пункта мои родители скоты. Ужасно. Просто трясется земля и небо.

Иван Алексеев Василию Розанову

И вот я и хочу сказать Вам, что я думаю. Нужно снять это старое проклятие с пола, перестать лгать перед другими, а главное, перед собой.

Самые искренние люди из верующих не закрывали глаз перед этой могучей силой, вложенной Богом в каждом человеке.

Кажется, Августин[597] где-то говорит: «Уничтожьте публичных женщин, и сила страсти сметет все». Не разврат, конечно, проповедовал этот великий человек, и не за сохранение института проституции стоял он – он хотел, мне кажется, этим показать, как могуча эта сила.

Великий аскет Будда[598] так часто говорил: «Половая потребность острее крюка, которым укрощают диких слонов, горячее пламени; она подобна стреле, вонзающейся в дух человека». Не о разврате тут идет речь. Не того хочу, что говорят герои Арцыбашева[599]…

Василий Розанов Ивану Алексееву

«Дайте мне “Санина”[600] Арцыбашева». – «Запрещен». – «Запрещен?!!» – «Запрещен и весь продан». Я так удивился, что вмешался в диалог приказчика и покупателя: «В самом деле такое совпадение?» – «Да. Весь распродали. И когда распродали, то пришло запрещение: не продавать более». – «Ну, чисто по-русски! Мы – не Германия».

Печаталось, что «Санин» разошелся в эту зиму в сотнях тысяч экземпляров, о нем долго и много говорила вся печать, начав целый поход против него; им обзавелись все библиотеки, все книжные шкафы и студенческие полочки для книг, и в то же время печаталось, что не разрешены к представлению на сцене семь, – целых семь! – театральных переделок романа. И когда все это произошло и шумело всю зиму, приходит в литературу генерал-исправник, важно садится в кресло и произносит: «Я запрещаю “Санина”».

Беседовал с юной курсисткой. Познакомился с нею в целях расспросить о каких-то опытах совместного чтения «Санина» студентами и курсистками, о чем слышал раньше. Юная первокурсница рассказала: «Студенты объяснили, что это новое явление, что тут можно разобраться. Что здесь голос, к ним обращенный, к молодежи. И что молодежь должна реагировать на это… Они говорят: «Мы все – Санины». И – «хотим быть, как Санин, поступать по нему». Я не знаю… Они говорят, что это – натура вещей, без обмана. Они хотят “без обмана” и требовали, чтобы мы, курсистки, жили с ними»[601].

А ведь «Санин» – всего-навсего лошадь на пружинах… без милой грации, какая была у «Фру-Фру»… Помните скаковую лошадь Вронского в «Анне Карениной»[602]? Санин – это битюг, везущий тяжелую кладь. Весь он тяжеловесен, грузен, без нервов и только с мясом[603].

Свободная любовь всегда была и не могла не быть при тесноте условий брачных в современном обществе. Но свободной любви у Арцыбашева и помина нет, все происходит без любви, и потому гадко от этого холодного сала… Недоношенный литературный поросенок, издающий хрюканье около женщины и так невыносимо пачкающий ее образ, поганящий его, – можно сказать производящий гнусное покушение на женщину[604].

Иван Алексеев Василию Розанову