Весьёгонская волчица

Волчица наблюдала за стараниями Егора с терпеливым спокойствием, хотя Егор видел, что вся эта возня вокруг неё не очень ей по душе. Она и раньше редко вылезала из конуры, а теперь и вовсе целыми днями лежала, и только когда приходил Егор, выбиралась на божий свет. Она начала линять, клочья шерсти свисали с её боков, и Егор выщипывал их и почёсывал линялые места. Линька у кого хочешь вызывает зуд. Егор помнил как у самого чесалось лицо, когда сходила старая отмороженная кожа, и знал, что волчице приятны эти пощипывания и почёсывания. Она стояла смирно, как овца, и только смешно дрыгала задней ногой, как будто помогая Егору, когда он доходил до места, где у волчицы особенно чесалось.

В эти дни и случилось то, чего Егор никак не ожидал от волчицы и что затронуло в нём самые глубокие струны.

Волки линяют долго, чуть не весь апрель, и у Егора стало привычкой вычёсывать волчицу. Перед работой он обязательно приходил к ней, кормил, а потом чистил и охорашивал ей шерсть. Так было и в тот день с одной лишь разницей: поворачивая волчицу, как ему удобнее, Егор нечаянно коснулся её отвисших, тяжёлых от молока сосков. И сразу почувствовал, что она вся замерла от этого прикосновения. Напрягся и Егор, не представляя, как волчица отнесётся к его действию. Чесать-то чеши, да знай меру, возьмёт и цапнет, не посмотрит, что перед ней распинаются.

Но волчица не выказывала никаких неудовольствий, и тогда Егор, подталкиваемый неясным, но сильным чувством, осторожно погладил волчицу по соскам. Они были нежные и в то же время шершавые и щекотали ладонь. Волчица по-прежнему не выдавала своего настроения, и Егор уже смелее провёл рукой по её животу.

– А кто там у нас? Волчатки-маслятки? – ласково спросил он и тут же убрал руку, потому что волчица, неожиданно обернувшись, потянулась к Егору.

– Не буду, не буду, – успокоил он её, думая, что волчице надоели его чересчур вольные ухаживания, и она предупреждает его. Но вместо этого волчица ткнулась холодным носом Егору в ладонь и вдруг лизнула её.

Егор ожидал чего угодно, но только не этого. Волчья доверчивость так растрогала его, что он без всякой опаски обхватил руками шею волчицы и прижался лбом к её лбу.

– Ах ты моя хорошая, ах ты, моя милая! – приговаривал он и тёрся лбом о лоб волчицы, ощущая на нём прикрытую редкой шерстью вмятину от пули. Эту пулю выпустил он сам, потому что жаждал убить волчицу, а ещё раньше забрал у неё волчат, и хотя не убил их, это сделали за него другие, а он с чистым сердцем получил свои полторы тысячи. И вот волчица простила ему всё. Человек не простил бы, а дикий зверь простил. Ах ты, зверь, зверь! Ведь даже не знаешь, что всю душу перевернул. Или знаешь? Да кто ж тебя разберёт, всё молчишь да молчишь, только смотришь. Живи, милая, рожай. Что там завтра будет – никто не скажет, одно знай: в обиду тебя никому не дам.

Наверное, Егор ещё долго бы объяснялся с волчицей, но помешала жена. Когда она подошла – Егор и не заметил, почувствовал только, что волчица хочет освободиться от него. Он разжал руки, и волчица юркнула в конуру, и лишь тут Егор увидел жену. Она стояла возле заборчика и удивлённо смотрела на Егора.

– А ты и впрямь оборотень, Егор! О чём это с волчицей-то шепчешься?

– Оборотень, Маш, оборотень! – весело отозвался Егор. – Хочешь и тебя научу?

– Ладно уж болтать, иди лучше в дом, там тебя председатель дожидается.

– Что это он с утра пораньше?

– А разве я знаю? Велел позвать, а зачем, не сказал.

Председатель заходил к Егору, но обычно по выходным, а сегодня и работа ещё не началась, а он зачем-то дожидался. Может, в кузнице чего понадобилось?

Но Егор не угадал. Председатель, встретив его на крыльце и поздоровавшись, сказал:

– Ну, Егор дождался ты со своей волчицей. В районе откуда-то прознали про неё, вчера звонили. Спрашивают, кто разрешил держать волчицу в деревне.

– А им-то что! – сказал Егор возмущённо. – Тоже мне, нашли к чему прицепиться – волчица! Что она – по деревне бегает или укусила кого? На цепи же сидит.

– На цепи или не на цепи, не в этом дело. Не разрешается волков держать дома, запрещено. Я и сам не знал, этот, который звонил, сказал. Так что не доводи дело до скандала, Егор, отпускай волчицу.

– Да не могу я её отпустить, Степаныч! На сносях она.

– На каких ещё сносях? – удивился председатель.

– На обыкновенных, брюхата. Не сегодня-завтра волчат принесёт.

– Чудеса! – сказал председатель. – Сидит в конуре, и вдруг волчата. Это кто ж её огулял, кобель деревенский, что ли?

Теперь пришла очередь удивиться Егору.

– А ты будто ничего не знаешь!

– Да что знать-то?

Егор понял, что все слухи, связанные с ним и волчицей, обошли председателя стороной. Такое в деревне, где всё знают друг о дружке, могло случиться только с ним: председателю не до слухов, он на завалинке не рассиживается, с утра и до ночи по делам. Пришлось вводить его в подробности…

– Ну как её отпустить такую? Она и до леса-то не добежит – родит по дороге.

– Да, неловко выходит, – согласился председатель. – Хоть и волк, а жалко. Но что-то делать надо, Егор. Нельзя и дальше так оставлять.