Весёлый лес

– Набираем и прячемся! – скомандовал Люсьен, осторожно выглянул из полуоткрытых дверей, осмотрелся и выскользнул в опустевший коридор.

По первому пункту блиц-плана шевалье уговаривать не надо было никого.

Даже если бы повар разрешил своему обжоре-приятелю приобщиться к кулинарным благам человечества, вряд ли он причинил бы припасам колдуна больший ущерб, чем четверо голодных, как сто рукоедов, людей. Сыр, колбаса, репа, хлеб, зелень, редиска – все пошло если не сразу в рот, то в карманы, за пазуху или в подол. В считанные секунды недельные запасы Гавара уменьшились едва ли не в половину, и только тогда экспедиционный корпус, превратившийся в отряд фуражиров, вспомнил, зачем он здесь, и заметался: куда?…

И где де Шене?

Дверь глухо скрипнула, заставляя людей подскочить, роняя экспроприированное, и в кухню просунулась голова Люсьена.

– Дальше по коридору есть комната – чулан, наверное. Похоже, заброшенная, – торопливо заговорил он, пропал из виду, снова появился – бледный и взволнованный:

– Скорей туда! Кто-то идет!!!..

Девушки в сопровождении лесоруба метнулись в открытую рыцарем дверь. Агафон, с заполненными до отказа руками, подцепил носком сапога откинутую крышку опустошенного сундука, виртуозно принял ее на колено другой ноги – чтобы не хлопнула, поглядел, не обронено ли чего, зафутболил в пустой камин две репы и полкруга копченой колбасы, и только потом со всей прыти рванул туда, куда указывал шевалье.

Де Шене успел заскочить в облюбованный чулан последним – и вовремя: из-за угла, вместе со светом факела, бормоча вполголоса что-то несвязно-сердитое, показался бугень. Тиская в зеленых гребнистых лапах нечто большое и, не исключено, когда-то белое, вошел он в кухню и пропал из виду.

– Захватим? – дрожащим от возбуждения и страха шепотом спросил Лесли и пригнулся, сжимая топор, готовый выскочить вслед зеленому монстру – и будь, что будет.

– Погоди. Если он пойдет с едой и один, я за ним лучше прослежу, – быстро отозвался рыцарь.

Лесли, скорее почувствовав, чем сообразив, что сказала бы сейчас принцесса, так же импульсивно бросил, вложив в еле слышный шепот оглушительную дозу презрения:

– Трусишь?

И тут же внутренне охнул, смутился и сжался от стыда и отвращения к себе, словно в ожидании заслуженной пощечины. Оскорбить неплохого, в общем-то, парня, только потому, что так пожелала бы Изабелла?… Даже не думая? Походя? Как она с ним, так и он – со всеми? Нате, получайте?… Но… Но я же не такой!!!

Вернее, был не такой. Еще позавчера утром.

Господи… что со мной… зачем это всё?… отчего я согласился?… что я делаю?

Каким я стал?!..

Было почти физически ощутимо, как в ответ на обиду шевалье напрягся, сжимая огрызок дубины, застыл на грани взрыва… но сдержался.

– Просто у него ума больше, чем кое у кого из здесь присутствующих, – язвительно пробормотала Грета.

– Послушай… – набравшись духа, начало было Лесли, но принцесса шикнула на спорщиков.

Дверной проем, озаренный смешанным оранжево-серым светом догорающего огня и разгорающегося утра, заполнился тенью, и в коридор шагнула громадная мускулистая фигура, обмотанная вокруг талии той самой белой когда-то тканью, с корзиной в одной руке и с факелом – в другой.

– Лакей?! – нервно хихикнула Изабелла.

В корзине, распространяя на все стороны запах фатально горелого мяса, лежал так и не снятый с вертела кус. Меж прутьев, ручками вниз, торчали три ложки, две из них, наверняка, вместо вилки и ножа. Слева от мяса лежало нечто напоминающее скомканную половую тряпку – салфетка, если следовать логике. Справа приткнулась литровая деревянная кружка с шарнирной крышкой. Что было налито в нее, оставалось только догадываться. Довершали сервировку три репы, эстетично и симметрично разложенные кверху хвостиками по краям корзины. Одна из них даже была помыта. Сразу было видно, что Гавар заказал для своей пленницы обслуживание по высшему классу.

Не переставая ворчать и не оглядываясь по сторонам, кашевар ссутулился и широким сердитым шагом существа, которого помимо своих прямых обязанностей заставляют заниматься ерундой, направился в ту сторону, откуда появился несколько минут назад.

– Догоним? – неуверенно вопросил лесоруб у темного, звенящего нервным напряжением и дурными предчувствиями пространства чулана.

Де Шене настороженно выглянул, прислушался, затаив дыхание – никого. Сонную, чтобы не сказать, мертвую тишину замка нарушала лишь мерная поступь удаляющегося бугня и его затихающее бормотание. И не успел никто возразить или предложить иной план, как де Шене выскользнул за дверь и неслышной тенью пропал во тьме погруженного в остатки ночи коридора. Оставшимся в относительной безопасности заброшенного чулана людям не оставалось теперь ничего иного, как только сидеть, молчать и ждать.[18]

Первая ласточка тревоги прилетела, как всегда, неожиданно: в дальнем конце коридора, в стороне, противоположной той, куда ушли кашевар и Люсьен, зародился и стал расти в громкости тяжелый топот нескольких пар ног и голоса – низкие, сиплые, грубые.

Бугни!