Весёлый Пушкин, или Прошла любовь, явилась муза…

Внук Тредьяковского Клит гекзаметром песенки пишет,

Противу ямба, хорея злобой ужасною дышит;

Мера простая сия все портит, по мнению Клита,

Смысл затмевает стихов и жар охлаждает пиита.

Спорить о том я не смею, пусть он безвинных поносит,

Ямб охладил рифмача, гекзаметры ж он заморозит.

1813 г.

Двум Александрам Павловичам [2]

Романов и Зернов лихой,

Вы сходны меж собою:

Зернов! хромаешь ты ногой,

Романов головою.

Но что, найду ль довольно сил

Сравненье кончить шпицом?

Тот в кухне нос переломил,

А тот под Австерлицем.

1813 г.

Эпиграмма

Арист[3] нам обещал трагедию такую,

Что все от жалости в театре заревут,

Что слезы зрителей рекою потекут.

Мы ждали драму золотую.

И что же? дождались – и, нечего сказать,

Достоинству ее нельзя убавить весу,

Ну, право, удалось Аристу написать

Прежалкую пиесу.

1814 г.

Эпиграмма [4]

(Подражание французскому)

Супругою твоей я так пленился,

Что если б три в удел достались мне,

Подобные во всем твоей жене,

То даром двух я б отдал сатане,

Чтоб третью лишь принять он согласился.

1814 г.

На Рыбушкина [5]

Бывало, прежних лет герой,

Окончив славну брань с противной стороной,

Повесит меч войны средь отческия кущи;

А трагик наш Бурун, скончав чернильный бой,

Повесил уши.

1814 г.

На Пучкову [6]

Пучкова, право, не смешна:

Пером содействует она

Благотворительным газет недельных видам,

Хоть в смех читателям, да в пользу инвалидам.

1814 г.

«Угрюмых тройка есть певцов…» [7]

Угрюмых тройка есть певцов —

Шихматов, Шаховской, Шишков,

Уму есть тройка супостатов —

Шишков наш, Шаховской, Шихматов,

Но кто глупей из тройки злой?

Шишков, Шихматов, Шаховской!

1815 г.

«Известно буди всем, кто только ходит к нам…» [8]

Известно буди всем, кто только ходит к нам:

Ногами не топтать парчового дивана,

Который получил мой праотец Фатам

В дар от персидского султана.

1815 г.

«Заутра с свечкой грошевою…» [9]

Заутра с свечкой грошевою

Явлюсь пред образом святым:

Мой друг! остался я живым,

Но был уж смерти под косою:

Сазонов был моим слугою,

А Пешель – лекарем моим.

1816 г.

Экспромпт на Огареву [10]

В молчанье пред тобой сижу.

Напрасно чувствую мученье,

Напрасно на тебя гляжу:

Того уж верно не скажу,

Что говорит воображенье.

1816 г.

На Пучкову [11]

Зачем кричишь ты, что ты дева,

На каждом девственном стихе?

О, вижу я, певица Ева,

Хлопочешь ты о женихе.

1816 г.

Дяде, назвавшему сочинителя братом [12]

Я не совсем еще рассудок потерял

От рифм бахических, шатаясь на Пегасе,

Я не забыл себя, хоть рад, хотя не рад.

Нет, нет – вы мне совсем не брат;

Вы дядя мне и на Парнасе.

1816 г.

«Больны вы, дядюшка? Нет мочи…»

«Больны вы, дядюшка? Нет мочи,

Как беспокоюсь я! три ночи,

Поверьте, глаз я не смыкал».

«Да, слышал, слышал: в банк играл».

Датируется 1814–1816 г.

«Вот Виля – он любовью дышит…» [13]

Вот Виля – он любовью дышит,

Он песни пишет зло,

Как Геркулес, сатиры пишет,

Влюблен, как Буало.

1816 г.

На гр. А.К. Разумовского [14]

Ax! боже мой, какую

Я слышал весть смешную:

Разумник получил ведь ленту голубую.

– Бог с ним! я недруг никому:

Дай бог и царствие небесное ему.

1816 г.

На Баболовский дворец [15]

Прекрасная! пускай восторгом насладится

В объятиях твоих российский полубог.

Что с участью твоей сравнится?

Весь мир у ног его – здесь у твоих он ног.

1816 г.

«Тошней идиллии и холодней, чем ода …» [16]

Тошней идиллии и холодней, чем ода,

От злости мизантроп, от глупости поэт —

Как страшно над тобой забавилась природа,

Когда готовила на свет.

Боишься ты людей, как черного недуга,

О жалкий образец уродливой мечты!

Утешься, злой глупец! иметь не будешь ты

Ввек ни любовницы, ни друга.

1816 г.

Сравнение [17]

Не хочешь ли узнать, моя драгая,

Какая разница меж Буало и мной?

У Депрео была лишь запятая

А у меня две точки с запятой.

1816 г.

Эпиграмма [18]

(На Карамзина)

«Послушайте: я сказку вам начну

Про Игоря и про его жену,

Про Новгород и Царство Золотое,

А может быть про Грозного царя…»

– И, бабушка, затеяла пустое!

Докончи нам «Илью-богатыря».

1816 г.

Завещание Кюхельбекера

Друзья, простите! Завещаю

Вам все, чем рад и чем богат;

Обиды, песни – все прощаю,

А мне пускай долги простят.

Датируется 1814–1816 гг.

Надпись на стене больницы [19]

Вот здесь лежит больной студент;

Его судьба неумолима.

Несите прочь медикамент:

Болезнь любви неизлечима!

1817 г.

К портрету Каверина [20]

В нем пунша и войны кипит всегдашний жар,

На Марсовых полях он грозный был воитель,

Друзьям он верный друг, красавицам мучитель,

И всюду он гусар.

1817 г.