Читаем Весёлый Пушкин, или Прошла любовь, явилась муза… полностью

С грозным деспотизма взором,

Афедрон ты жирный свой

Подтираешь коленкором;

Я же грешную дыру

Не балую детской модой

И Хвостова жесткой одой,

Хоть и морщуся, да тру.

1820 г.

К портрету Чаадаева

Он вышней волею небес

Рожден в оковах службы царской;

Он в Риме был бы Брут[39], в Афинах Периклес,

А здесь он – офицер гусарской.

1820 г.

К портрету Вяземского

Судьба свои дары явить желала в нем,

В счастливом баловне соединив ошибкой

Богатство, знатный род – с возвышенным умом

И простодушие – с язвительной улыбкой.

1820 г.

На Аракчеева[40]

Всей России притеснитель,

Губернаторов мучитель

И Совета он учитель,

А царю он – друг и брат.

Полон злобы, полон мести,

Без ума, без чувств, без чести,

Кто ж он? Преданный без лести,

<…> грошевой солдат

Датируется 1817–1820 гг.

Записка к Жуковскому[41]

Штабс-капитану, Гёте, Грею,

Томсону, Шиллеру привет!

Им поклониться честь имею,

Но сердцем истинно жалею,

Что никогда их дома нет.

Датируется 1817–1820 гг.

«Аптеку позабудь ты для венков лавровых…»[42]

Аптеку позабудь ты для венков лавровых

И не мори больных, но усыпляй здоровых.

1820 г.

«Когда б писать ты начал сдуру…»

Когда б писать ты начал сдуру,

Тогда б наверно ты пролез

Сквозь нашу тесную цензуру,

Как внидешь в царствие небес.

1820 г.

Черная шаль[43]

Гляжу, как безумный, на черную шаль,

И хладную душу терзает печаль.


Когда легковерен и молод я был,

Младую гречанку я страстно любил;


Прелестная дева ласкала меня,

Но скоро я дожил до черного дня.


Однажды я созвал веселых гостей;

Ко мне постучался презренный еврей;


«С тобою пируют (шепнул он) друзья;

Тебе ж изменила гречанка твоя».


Я дал ему злата и проклял его

И верного позвал раба моего.


Мы вышли; я мчался на быстром коне;

И кроткая жалость молчала во мне.


Едва я завидел гречанки порог,

Глаза потемнели, я весь изнемог…


В покой отдаленный вхожу я один…

Неверную деву лобзал армянин.


Не взвидел я света; булат загремел…

Прервать поцелуя злодей не успел.


Безглавое тело я долго топтал

И молча на деву, бледнея, взирал.


Я помню моленья… текущую кровь…

Погибла гречанка, погибла любовь!


С главы ее мертвой сняв черную шаль,

Отер я безмолвно кровавую сталь.


Мой раб, как настала вечерняя мгла,

В дунайские волны их бросил тела.


С тех пор не целую прелестных очей,

С тех пор я не знаю веселых ночей.


Гляжу, как безумный, на черную шаль,

И хладную душу терзает печаль.

1820 г.

На Каченовского[44]

Хаврониос! ругатель закоснелый,

Во тьме, в пыли, в презренье поседелый,

Уймись, дружок! к чему журнальный шум

И пасквилей томительная тупость?

Затейник зол, с улыбкой скажет глупость.

Невежда глуп, зевая, скажет ум.

1820 г.

«Как брань тебе не надоела…»

Как брань тебе не надоела?

Расчет короток мой с тобой:

Ну, так! я празден, я без дела,

А ты бездельник деловой.

1820 г.

Эпиграмма (на гр. Ф.И. Толстого)[45]

В жизни мрачной и презренной

Был он долго погружен,

Долго все концы вселенной

Осквернял развратом он.

Но, исправясь понемногу,

Он загладил свой позор,

И теперь он – слава богу —

Только что картежный вор.

1820 г.

Нимфодоре Семеновой[46]

Желал бы быть твоим, Семенова, покровом,

Или собачкою постельною твоей,

Или поручиком Барковым, —

Ах, он поручик! ах, злодей!

1820 г.

Про себя[47]

Великим быть желаю,

Люблю России честь,

Я много обещаю —

Исполню ли? Бог весть!

1820 г.

Приятелю[48]

Не притворяйся, милый друг,

Соперник мой широкоплечий!

Тебе не страшен лиры звук,

Ни элегические речи.

Дай руку мне: ты не ревнив,

Я слишком ветрен и ленив,

Твоя красавица не дура;

Я вижу все и не сержусь:

Она прелестная Лаура,

Да я в Петрарки не гожусь.

1821 г.

«Князь Г. со мною не знаком…»[49]

Князь Г. со мною не знаком.

Я не видал такой негодной смеси;

Составлен он из подлости и спеси,

Но подлости побольше спеси в нем.

В сраженьи трус, в трактире он бурлак,

В передней он подлец, в гостиной он дурак.

1821 г.

Христос воскрес

Христос воскрес, моя Ревекка!

Сегодня следуя душой

Закону бога-человека,

С тобой целуюсь, ангел мой.

А завтра к вере Моисея

За поцелуй я, не робея,

Готов, еврейка, приступить —

И даже то тебе вручить,

Чем можно верного еврея

От православных отличить.

1821 г.

«Хоть, впрочем, он поэт изрядный…»[50]

«Хоть, впрочем, он поэт изрядный,

Эмилий человек пустой».

– «Да ты чем полон, шут нарядный?

А, понимаю: сам собой;

Ты полон дряни, милый мой!»

1821 г.

Эпиграмма[51]

Лечись – иль быть тебе Панглосом,

Ты жертва вредной красоты —

И то-то, братец, будешь с носом,

Когда без носа будешь ты.

1821 г.

«Тадарашка в вас влюблен…»[52]

Тадарашка в вас влюблен,

И для ваших ножек,

Говорят, заводит он

Род каких-то дрожек.

Нам приходит не легко;

Как неосторожно!

Ох! на дрожках далеко

Вам уехать можно.

1821 г.
Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь Пушкина

Злой рок Пушкина. Он, Дантес и Гончарова
Злой рок Пушкина. Он, Дантес и Гончарова

Дуэль Пушкина РїРѕ-прежнему окутана пеленой мифов и легенд. Клас­сический труд знаменитого пушкиниста Павла Щеголева (1877-1931) со­держит документы и свидетельства, проясняющие историю столкновения и поединка Пушкина с Дантесом.Р' своей книге исследователь поставил целью, по его словам, «откинув в сто­рону все непроверенные и недостоверные сообщения, дать СЃРІСЏР·ное построение фактических событий». «Душевное состояние, в котором находился Пушкин в последние месяцы жизни, — писал П.Р•. Щеголев, — было результатом обстоя­тельств самых разнообразных. Дела материальные, литературные, журнальные, семейные; отношения к императору, к правительству, к высшему обществу и С'. д. отражались тягчайшим образом на душевном состоянии Пушкина. Р

Павел Елисеевич Щеголев , Павел Павлович Щёголев

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Мысли и изречения великих о самом главном. Том 2. Вселенная. Время
Мысли и изречения великих о самом главном. Том 2. Вселенная. Время

Живая природа – высшая форма бытия или болезнь материи? Является ли человек органичной частью, продуктом и фактором природы или ее губителем? Что такое время и в чем проявляется его власть над нами? На эти и многие другие не менее важные вопросы в данной книге пытаются ответить люди, известные своим умением мыслить оригинально, усматривать в вещах и явлениях то, что не видно другим. Многих из них можно с полным основанием назвать лучшими умами человечества. Их точки зрения очень различны, часто диаметрально противоположны, но все очень интересны. Ни в одном из их определений нет окончательной (скорее всего, недостижимой) истины, но каждое содержит ответ, хоть немного приближающий нас к ней.Издание выходит также в серии «Книги мудрости» под названием «Мысли и изречения великих. О Вселенной и Времени».

Анатолий Павлович Кондрашов

Афоризмы, цитаты
Афоризмы
Афоризмы

Фаина Георгиевна Раневская прожила долгую жизнь, она посвятила ее театру. Ушла со сцены за три года до 90-летия. Ее непревзойденное театральное мастерство, талант наивысшей пробы, остроумие надолго останутся в памяти поклонников. Актрису всегда окружали великие люди эпохи, которые ценили ее как друга, как великую актрису, способную поддержать своей верностью, любовью, участием, позитивом. Ее веселые, остроумные анекдоты и высказывания еще при жизни передавались из уст в уста и долго будут радовать читателей мудростью, искрометностью, неожиданным поворотом мысли, тонким юмором, а порой и метким сарказмом. Одна фраза Фаины Раневской способна задать тон всему дню, вызвать улыбку у вас, ваших близких и коллег.Кто знает, может быть, именно ироничный взгляд на жизнь, которым заражают слова актрисы, сделает вас долгожителем и автором собственных, не менее блестящих афоризмов!

Фаина Георгиевна Раневская

Проза / Афоризмы, цитаты / Афоризмы