Весёлый роман

Самой точной и ответственной частью нашего устройства были полосовые дифференциально-мостиковые фильтры. Я их сам рассчитал. Очень просто.

Коэффициенты я определил по частотам, на которых следу­ет обеспечить наибольшее затухание.

Когда я закончил свои расчеты, — а дело это оказалось очень занудным, — я показал их Николаю.

— Как в лучших домах Лондона и Парижа, — сказал Нико­лай, рассматривая мои каракули. — Не хватает только подписи: «Главный конструктор Р. А. Пузо».

— Вот, — сказал я, — если бы можно было так же подсчи­тать человеческие желания. И разделить полученное на сумму возможностей…

— Ну и что?

— Мы бы получили коэффициент человеческого счастья.

— Ты и в самом деле думаешь, что счастье это и есть тож­дество желаний и возможностей? — с сомнением спросил Ни­колай.

— Конечно.

— Тогда получится, что самый счастливый тот, у кого наи­меньшее число желаний? Скажем — труп?

Я как-то не подумал об этом. Подходящая голова у Нико­лая. Соображает.

В остальном мы не очень мудрили и использовали серийные элементы, которые Николай достал в своем институте, а магни­тофон я выпросил в заводском клубе. Сказал, что ненадолго. Что для важного производственного эксперимента. Для про­граммного управления станком. Директор клуба — старый скеп­тик Валерий Федорович, в прошлом пожарник, брандмейстер, сначала отказал нам, а потом дал под расписку совершенно разбитый маг при условии, что я его возвращу целым.

Владимир Павлович Пашко, генеральный директор нашего завода, как это известно всякому, не переносит футбола. Что-то такое было в его биографии. Какой-то фельетон в «Кроко­диле». Когда он еще работал в Челябинске, завод содержал футбольную команду, в которой не было ни одного человека, связанного с этим заводом. Владимир Павлович переманил да­же защитника из «Крыльев Советов» Куйбышева.

С тех пор Пашко совершенно остыл к футболу, но увлекся мотоциклетным спортом. Ездит на все соревнования. Разрешает нашим мотоциклистам производить на заводе любой ре­монт, любые усовершенствования на своих кроссовых машинах. Членов мотоклуба охотно отпускают на любые соревнования. Платят по среднему заработку. Вот только на подготовку к со­ревнованиям получить хоть несколько часов за счет рабочего времени у нас совершенно невозможно. Зачтут прогул. Я сказал Николаю:

— Поставить бы на мой станок программное управление. Он бы себе вкалывал, а я бы перебирал двигатель…

Николай сказал, что это сложно, что он лично занимается совсем другим делом — разрабатывает программы на ЭВМ. Программы эти рассчитаны на емкостные накопители. Такая си­стема совсем не подходит для программного управления ря­довым станком.

Но на другой день, в обеденный перерыв, когда я, наспех жуя бутерброд, возился в мотобоксе, Николай вдруг заметил, что можно записать программу на магнитную ленту, но не от вычислительного устройства, а по движениям опытного рабо­чего.

Я, когда был совсем маленьким, пользовался вилкой таким образом; сначала брал картошку рукой, накалывал ее на вил­ку, а потом уже откусывал. Вся наша история с программным управлением напоминала такой способ. Мы работали как черти. Сидели ночами. Маг ни к черту не годился. К тому же он был рассчитан не на специальную ленту шириной 12,7 миллиметра, а на стандартную — 6,35 миллиметра, и нужен был особый вид записи с частотным разделением каналов.

Электронную часть системы мы разместили отдельно, в ящи­ке, который изготовил для нас дядя Петя. В крышку он зачем-то врезал изображение верблюда. И наше устройство после этого получило название «Верблюд».

Затем мы попросили Григория Михеевича — хорошего ста­рого токаря — поработать на малых подачах, а мы все его дви­жения запишем на магнитную ленту.

Старик отнесся к нашей затее подозрительно. Я ученик Гри­гория Михеевича, и он меня до сих пор недолюбливает. За де­ло. Когда я поступил к нему, он все время повторял: «Делай, как я». Такой у него метод. Я стал разговаривать, как он, под­кручивать несуществующие усы, вынимать несуществующие кар­манные часы, встряхивать и прикладывать к уху и по всякому поводу говорить «делай, как я».

Цех помирал со смеху, а Григорий Михеевич так обиделся, что даже бате жаловался. Но от своего станка не погнал. «Это, — сказал он, — дело такое… Глупости твои к станку не относятся. А токаря я из тебя сделаю».

В конце концов мы его уломали. Может быть, правда, его интерес к «Верблюду» подогрели обещанные мной поллитра.

Укрепив заготовку и включив станок, Григорий Михеевич медленно — пятьдесят миллиметров в минуту — подвел резец и приступил к работе. На это стоило посмотреть. Артист. Мог бы в цирке выступать. Вместо жонглеров. Самых классных. Тех, у которых летает в воздухе десять предметов одновременно. А они еще держат в зубах палочку, на которой крутится шар.