Весёлый роман

Когда я возвращался из конторы, я остановился перед рас­пластанным на белой стене, заключенным под стекло нашим за­водским знаменем. На него покушались музеи, но генеральный директор не отдавал. Это старое, выцветшее знамя прошло через много рук и через много судеб, когда его прятали от немцев в дни оккупации Киева. Но его сохранили. Верили в то, что оно вернется на свое место. И оно вернулось.

И к маме, и к бате тянутся люди. Родичи, соседи, знакомые и просто те, кто хоть раз где-то с ними виделся. Но по-раз­ному. К маме приходят те, у кого что-то случилось. Когда не­приятности. Или когда нужно на что-то решиться, а не хочется. За советом. А к бате — рассказать про свои дела, похвастать­ся удачей. Мой дядя, вице-адмирал Михаил Иванович Пазов, сказал, что в Киеве пробудет только день, что он тут проездом в Севасто­поль, что давно собирался выпить с батей рюмочку, но приехал он явно к маме. Я это сразу почувствовал, хотя не смог бы объ­яснить почему.

Дядя выглядит моложе отца, хотя по возрасту он старше на четыре года. У бати волосы густые, стрижется он коротко, и се­дых волос почти не видно, а дядя — лысый, плотный и румя­ный, но, очевидно, влияет военная выправка, нет у него этой ба­тиной сутулости.

Мы прогулялись с дядей по Крещатику. Мне нравится с ним ходить. Прохожие останавливаются, оглядываются. В Киеве ред­ко увидишь моряка. Да еще вице-адмирала. В армии это был бы генерал-лейтенант. А может, это звание еще и выше тянет. Адмиралов намного меньше, чем генералов.

Видно, соскучился он по украинскому языку. С нами он толь­ко по-украински и разговаривает, употребляя такие слова, ко­торые теперь редко услышишь: шляхетний, осоружний 19 , чай на­зывает гербатой, янтарь — бурштином.

А с мамой они говорят одними поговорками. Словно сорев­нуются, кто больше помнит. Какие-то они одержимые.

Мама любит дядю. И по случаю его приезда приготовила знатный обед.

Я, правда, опоздал к обеду. Задержался в институте. Я при­шел, когда они уже выпили по первой, а может, и по второй.

— Тебе легче, — говорил дядя бате. — Ты рабочий. Ге­гемон.

А почему легче? — обиделся батя.

— Опять у тебя часы отстают? — обрывая их спор, язви­тельно спросила у меня мама. Она, по-видимому, не хотела, чтоб этот разговор продолжался при мне.

— А потому легче, — упрямо продолжал дядя, — что нет у тебя этого постоянно грызущего сердце чувства: то не сделано, это не закончено, в том ещё не разобрался, это упустил.

— А ты не упускай, — сказал батя. — Ты упустишь, а по затылку Ромка получит.

— Вот я и говорю, — продолжая разговор, который начался без меня, сказал дядя Миша, — пусть Роман сам защищает свой затылок. И твой. И мой.

— Пийте, люди, горілочку, а ви, гуси, — воду, аби люди не казали, що ми злого роду 20 , — предложила мама.

— Нам на здоров'я, а ворогам на безголов'я 21. — Дядя Миша опрокинул рюмку, поморщился и стал закусывать салом.

— Хто п'є, той кривиться, а кому не дають, той дивиться 22, — заметила мама.

— Доки неба дійдемо, ще по едній шарпнемо, — не остал­ся в долгу дядя. — Выпейте, Галя, и вы до дна, бо на дні мо­лоді дні 23.

— Чоловік проп'є вола, то це його слава, а жінці й помело не вільно 24, — сказала мама.

— Что там с этой подводной лодкой? — спросил батя.

— С какой?

— Атомной. Американской.

— Затонула. Со всем экипажем.

— Это мне известно. А по какой причине?

— Не знаю. Думаю, слишком глубоко забрались. Давление. Металл не выдержал. А может и так быть, что слишком уверен­но себя почувствовали. Забыли, где находятся. А море этого не любит.

— У нас не может быть такого случая?

— Пока бог миловал. Но, как говорится, бог помогає пере­візникові, але мусить гребти, 25

Мама принесла здоровенную миску вареников и блюдо с горячими пирогами, накрытыми вышитым полотенцем. Приступая к вареникам, дядя заметил:

— Як молодим був, то сорок вареників  з'їдав, а тепер хамелю хамелю й насилу п'ятдесят умелю  26.

А мама в ответ:

— Ужте, їжте, на живіт  не вважайте, аби шкура видержала 27.

— Хай бісове черево трісне, аби дар божий не пропадав 28 — ответил дядя.

Виля часто повторяет: «Есть много в этом мире, друг Гора­цио, что вашей философии не снилось». Не знаю, как насчет другого, а таких вареников не снилось никакой философии. Та­кие они вкусные, что действительно невозможно остановиться.

Справившись с варениками, дядя провозгласил:

— Де ви, пироги? Тут є ваші вороги 29 .

Мама подвинула пироги, масло, сметану и тут же добавила:

— Гріх то неспасений — істи пиріг немащений 30 .

Я вспомнил, как французы, которые когда-то побывали у нас в гостях, никак не могли понять, почему к пирогам, кроме масла, нужна еще и сметана. «Уж что-нибудь одно, — говори­ли они. — Слишком жирно и слишком сытно. После такого обеда на баррикады не пойдешь». — «Когда соберетесь на барри­кады, — ответил им батя, — мы угостим вас нашим саломуром. Есть у нас и такая еда». Саломур — это такой соус из уксуса, толченого чеснока, перца и соли. С ним едят вареную рыбу.

Отодвигая пироги, дядя сказал:

— Оце наївся, як дурень на хрестинах. 31