Как водится в таких случаях, все устраивают друзья Владислава — Грушин и Песков. В одну из ночей они бегут из «Струн» на двух санях, со свидетелями и подружками невесты. Для Верочки заготовлено превосходное венчальное платье. Владислав обладает концертным фраком. Они должны обвенчаться в бетховенской церкви, а затем отправиться, опять же на санях, с бубенцами и песнями, в пансионат со странно-лаконичным названием «Дома» — в «До мах» предполагалось отпраздновать свадьбу. Там же молодые должны провести свою брачную ночь.
Согласно этому плану все и произошло. Престарелый батюшка наскоро обвенчал их в заснеженной деревенской церкви. Убор невесты Верочке был очень к лицу.
В маленькой гостиничного типа комнатке, где произошло первое соитие, было два зеркала — оба квадратные, в позолоченных рамах. В одном, старинном, словно бы все время шел дождь. В другом, помоложе, дождь как будто только что кончился, и все отражалось промытым и посвежевшим. Но Верочке этого показалось мало — она желала видеть все до последней детали, видеть, как прольется ее девственная кровь. Для этой цели понадобилась моя помощь.
По просьбе Плеве она осталась в белых кружевных чулках и белых туфельках, не сняла шуршащую фату и небольшой символический венок, замещающий некогда обязательный fleur d’orange (оранжевый, скрытно присутствующий в белизне, — вот цвет невинности). Рукой в белой кружевной перчатке Верочка сжимала мою пластмассовую ручку (может быть, правильнее было бы называть ее «ножкой»?), прикрывая тонкими пальцами изображение Спасской башни Кремля. Плеве поставил на тумбочку ярко-оранжевый японский магнитофон, вложил кассету с записью концерта Казальса в Белом Доме. Нажал на «плэй». «Играй» — было приказано всему. Звуки виолончели и стоны исполнителя потекли по комнате. Вскоре они смешались со стонами Верочки. Крови было совсем немного. Пабло казался… Кем? Чем? Тяжелым, сладко рыдающим богом, может быть? Или сверкающим лакированным дельфином, ныряющим в глубину с улыбкой на скрипучих щеках?
Множество раз прежде Верочка отражала во мне свой аккуратный половой орган, разглядывая его с придирчивостью, свойственной девочкам. У нее не было повода для претензий: он был идеален. Теперь я отразило момент лишения невинности: легкий вскрик, и совсем немного крови… Верочка, конечно, преувеличила свои возможности наблюдателя — она ничего не видела, глаза ее во время соития были закрыты. Зато я отразило все в подробностях. Но вскоре я выпало из ослабевших пальцев, одетых в ритуальные кружева. Вера и Плеве мгновенно уснули, и я прикорнуло возле стройного бедра своей хозяйки. На ее нежной коже, еще сохраняющей память о крымском солнце, блестела струйка спермы виолончелиста, чем-то напоминающая сгущенную слезу.