— Что ты здесь делаешь, дедушка? — спросил снеговик.
— Я — городской метельщик, из ночной смены. Мне велели за ночь очистить площадь всю целиком, — взгляни, какая она большая.
Снежный человек взглянул в лицо сгорбленного метельщика и ощутил нечто вроде жалости. У метельщика не было пальто, оборванные рукава висели, руки без рукавиц посинели от холода, а усы обледенели.
— Дай мне лопату, дедушка, — сказал снеговик. — Я помогу тебе. Я моложе тебя, можно сказать совсем новорожденный. Я поработаю, а ты пока отдохни.
Метельщик передал ему лопату. Полный сил, снежный человек размахнулся, как великан, и начал сгребать лопатой глубокий снег. Он разогрелся, снял пальто и сбросил его наземь. Метельщик поднял пальто с земли и прикрылся им. Он прикорнул под защищенным от ветра окном, свернувшись, как пес. А снежный человек ловко работал лопатой и даже начал насвистывать. Дело спорилось у снежного человека — он убрал снег, очистил всю площадь.
Старый метельщик вернул ему пальто.
— Надень его, ты вспотел и можешь простудиться.
Снежный человек набросил пальто и сказал:
— Ну, а теперь прощай, старина!
— Куда ты идешь? — спросил метельщик. — Сначала выпей со мной чайку. Вон там поблизости теплая чайная. Там чай стоит всего один лев. Правда, сахару мало дают, но ничего, нам с тобой хватит.
Они пересекли площадь и свернули в узкую улицу. Вошли в чайную. В ней никого не было.
— Сядем поближе к печке. Где же печка? — спросил метельщик. — Я плохо вижу. Ох, ничего нет лучше тепла! Дома у меня нет дров, мы спим в холоде. Тяжелая у нас жизнь!
Снежный человек подвел его к печке. Они устроились в полумраке. Метельщик заказал две порции чая. Сонный парнишка принес чашки, из которых шел пар, и поставил их перед гостями. Старик дрожащей рукой подвинул к себе одну чашку и стал жадно пить. Снежный человек, которому страшно хотелось пить, взял вторую чашку и выпил ее одним духом. И сразу почувствовал, что все внутри у него пылает. Голова его свесилась, глаза затуманились, выскочили, упали и покатились под стол.
«Что это со мной?» — только успел подумать снеговик и начал быстро таять, согретый жаром печи и горячим чаем.
Старик жадно пил и думал:
«Все-таки есть еще на свете добрые люди! Не попадись мне этот дружок, я околел бы от холода. Приглашу-ка я его к себе домой, пусть побудет у меня до рассвета. Бродит ночью по улицам — кто его знает, есть ли у него кров?»
— Эй, приятель, — окликнул своего гостя метельщик, — ты где ночуешь?
Никто не ответил. Снежный человек растаял и превратился в лужу воды. На стуле остались только его шапка и пальто. Стручок красного перца плавал посреди лужи.
— Ушел! — тихо произнес старик, зевнул и задремал.
МАДАРСКАЯ ЛЕГЕНДА
Тихо застрекотали кузнечики. Зашелестела полегшая трава, сохранившая еще тепло солнца. Замелькали светлячки в кустах у маленьких мадарских мельничек. Заколыхались над ними трепетные ивы, расправили белые свои ветви. Глухо зашумела густая листва. Потонули во мгле вековые, огромные глыбы, сорвавшиеся с горных вершин. Высоко над верхушками гор дрогнула желтая звезда и поплыла над синей Дунайской равниной. Она словно покликала за собой две другие, и те, как цыплята, послушно потянулись следом за ней. Но их голоса затерялись где-то высоко в золотистой пыли Млечного Пути. Озаренные лунным светом, звонче запели кузнечики, громче зашелестели листья и травы, игриво заплясал прозрачный ручей в долине. Месяц покатился над горными кручами и в нерешительности замер на самом краю одной из скал, словно размышляя, плыть ли ему вниз, в синеву, простершуюся над пшеничными полями, или завалиться на мягкую траву, под ветви сирени, и уснуть крепким сном. Загляделся ясноликий месяц на широкие поля, которые торопливо облачались в серебряный ночной убор, свесился над скалой и плеснул, словно из ведерка, светом на глинобитные стены разрушенных жилищ, залил каменные развалины, ласково коснулся могильных крестов, поставленных тысячу лет назад.
Проскользнул над Мадарской крепостью, чьи высокие каменные стены с островерхими башнями, с глубокими круглыми окошками и узкими бойницами давно уже обрушились. Проплыл над дремлющей темной рощицей и нежно прильнул к ветвям сирени, согнувшимся под тяжестью цветов и птиц.
Какая долгая вереница веков прошла перед взором этого золоторогого месяца!
Где теперь та земля, где те люди, которые девять столетий назад неслись вскачь по Дунайской равнине, охотились за вепрями в Делиорманских лесах, вкушали на пирах медовую брагу и вместо знамен высоко взметали вверх черные бунчуки? Где орды закованных в тяжелые железные кольчуги воинов, вооруженных тонкими копьями, грозовой тучей устремлявшиеся на юг? Где пышные палаты, перед которыми чужестранец застывал, очарованный? Где язычники, поклонявшиеся орлам, где первые христиане?