— Какой молодец Душко! — задумчиво покачал головой Мехмед. — Все ему удается. Лопата как живая у него в руках. Быстрее всех нагружает вагонетки. Никто не умеет так закладывать взрывчатку и так мастерски ставить подпорки в туннеле. В прошлом году, когда начали рушиться пласты, кабы не он, нас бы всех камнями побило… Сколько раз предлагал я сделать его бригадиром!
На другое утро Мехмед Караосманов, вскинув на плечо мешок, в который он положил свои старые резиновые тапочки, рваные шаровары да чабанский пояс, тронулся в путь. Сам начальник участка пришел его проводить. Пенка, крановщица из Димитровограда, сейчас работавшая на подъемнике, как раз наполняла цистерну последней вагонетки водой. Она так и ахнула, узнав, что бригадир Мехмед, которого она обучила за зиму грамоте и игре в шахматы, покидает туннель. Ее лучистые глаза сразу померкли. Она прикусила губу и холодно протянула ему руку. Мехмед пожал руку, но в глаза ей взглянуть не решился. Душко, подавив досаду, обнял друга. Всем сердцем полюбил он Мехмеда. Два года плечом к плечу сражались они с горой. И койки их были рядом. Мехмед вскочил на площадку вагонетки. Пенка открыла ей путь. Вагонетка пошла вниз, к пропасти. Мехмед смотрел наверх, на провожающих. Потом вдруг спохватился, снял фуражку и стал махать ею. И чем ниже он спускался, тем меньше становился. Посреди пути он разминулся со второй вагонеткой. А спустился в самый низ и показался провожающим величиной с воробышка.
— Уехал наш Мехмедчик! — вздохнула Пенка. — Увидим ли его еще?
— Неизвестно, — сказал инженер. — Тот, кто дышал воздухом нашего героического туннеля и пил нашу ледяную рильскую воду, никогда нас не забудет. Есть в наших местах такая пословица: «Парень, который отведал сазанов из Панеги, женится на девушке из Луковита».
— Он был работник что надо, — покачав головой, сказал Душко. — За два года опередил всех. В прошлом году, когда в туннеле был обвал, не знаю, что бы с нами стало, если бы он вовремя не поставил подпорки.
Подул осенний ветер, и с дикой груши, склонившейся над Пенкиной телефонной будкой, посыпались красные листья. Зябко передернув плечами, крановщица закуталась в кожух и сказала:
— Не пойму, чего это мне вдруг стало так холодно!
Два месяца прошло, четыре месяца прошло. Давно уже побелели горные вершины. Огромные орлы, часто садившиеся на голые скалы над Черным озером, куда-то исчезли. Бригада Душко продвинулась еще дальше в глубь горы. Подземные взрывы продолжались. Крановщица Пенка, закутанная в мягкую теплую шаль, в кожухе, в валенках, которые ей прислали друзья из самой Москвы, по-прежнему спускала цистерну с водой и принимала вторую вагонетку, нагруженную мешками хлеба, корзинами яблок и динамитом для туннеля.
Однажды, когда нижняя вагонетка подошла уже к самому верху, Пенка по старой привычке наклонилась, чтобы посмотреть, чем нагрузили ее внизу. И увидела какого-то человека, который сидел, прислонившись к корзине, и болтал ногами.
«Кто это может быть? Ведь инженер строго-настрого приказал никого не пускать на подъемник, потому что в тросе есть порванные проволочки. А если что случится, кто отвечать будет?»
— Эй, — крикнула сердито Пенка, — кто тебе разрешил садиться в вагонетку? Разве тебе не сказали, что это запрещено?
— Сказали, — ответил, встрепенувшись, незнакомец и поднял голову.
Пенка ахнула, всплеснула руками, и ноги у нее подкосились.
— Мехмедчик! — воскликнула она. — Что ты здесь делаешь, Мехмедчик?
— Вернулся, — поднявшись, ответил Мехмед и ловко соскочил на землю.
— А как же невеста? — робко спросила Пенка.
— Невеста, — махнув рукой, сказал Мехмед, — бог с ней, с невестой. Ты на меня смотри.
— А чего мне на тебя смотреть? — надулась Пенка. — Ты мне сначала ответь, почему не дождался грузовика и поднялся на вагонетке? Кто тебе разрешил?
— Мне сказали, что грузовик пойдет через два часа, а мне уж больно не терпелось. Какая смена в туннеле?
— Твоя, — ответила Пенка и неизвестно почему громко рассмеялась.
Зимний ветер, словно гигантской невидимой метлой, вымел с неба облака, и в чистой синеве показалась русая голова солнца. Пенка проследила взглядом за Мехмедом, шагавшим по заснеженной тропе к засыпанному сугробами бараку, где жили рабочие. Глаза ее заискрились, как только что нацеженное карабунарское вино. Она расстегнула кожух и сказала:
— Что-то жарко мне стало…
— Рассказывай, Мехмедчик, — подтолкнул его локтем Душко, когда они вечером улеглись в жарко натопленной комнате.
Мехмед заговорил шепотом, чтобы не разбудить спящих.
— В наши места уже возвратились аисты и ласточки. В лесу журчат прозрачные ручейки. Позавчера, загоняя отару, я набрал букет подснежников для Пенки, но стесняюсь отдать. Прошу тебя, передай ей от меня.
— Ничего не понимаю.