Весна

Она нечаянно толкнула стол.

Покачнулся кувшин.

Накренился.

Он едва успел остановить его, но горячий глинтвейн пролился на край рубашки, на брюки.

Аня вскрикнула.

От неожиданности. Досады. Лёгкого испуга.

Он улыбался. По-прежнему только уголками губ, но окончательно потеряв и следы восковой маски.

– Тебе больно?

– Нет… Немного горячо.

Аня расхохоталась. Сделала движение, будто собиралась всплеснуть руками. И обвила ими его шею. Он притянул её к себе. Их губы снова соединились. Во второй раз с момента их встречи, если не считать того, что Аня видела во сне. Теперь они с наслаждением изучали друг друга. Их языки искали вкус чужого нёба.

– Надо застирать брюки и рубашку, – сказала Аня, когда смогла оттолкнуться и взглянуть на него.

– Я как раз собирался принять душ, – ответил он, отстраняясь, подчинившись её движению.

Вывесил одежду на ручку двери и закрылся в ванной. Аня склонилась над тазом на кухне.

Она слушала море.

Спирит взглянул наверх. Капли чуть помедлили и упали ему на лицо. Покатились по его телу. Вместе с ними по его мышцам прокатилось слабое биенье, будто тело задышало сквозь кожу. Напряжение оставило Спирита. Он хотел её. Он знал, что его самое страстное желание, опрокинувшее его жизнь, осуществится. И он больше не боялся.

Со всеми – немногими – женщинами в жизни Спирита было одинаково. По какой-то причине они тянулись к нему. Наперекор бедности, пугающей странности, клейму болезни, которое он перестал скрывать. Его тянула к ним плоть. Хотя всегда коробили их манеры, выраженья лиц, слова, жесты, даже запах. Но тело, мучавшее Спирита в одиночестве, требовало их тел, требовало с ними слиться. Уступая, он обладал их телами, и приходили разочарование и отвращение.

Которых впервые в жизни Спирит безумно боялся. Все последние недели, когда выстроенный им Мир, опрокинулся и перевернулся вверх дном.

Малейшее её движение заставляло его трепетать от восторга. Любые слова её были прекрасны, пожелай она произносить глупость, ложь, сквернословие, обращенную к нему брань, Спирит слушал бы каждый звук, слетавший с её губ, как чистейшую ноту. Было ли у её лица какое-нибудь выражение? Или это были сотни, тысячи выражений, сменяемых ежесекундно, никогда не повторявших предыдущее, невозможных на одном лице. Или, напротив, что-то, запечатлённое в её лике, было вечно неизменным, с самого раннего детства знакомым Спириту, невероятно важным, должным открыть нечто, ещё неведомое, только ему предназначенное. Нечто, что и не могло иметь выражения.

И если б он попытался вообразить себе рай, не смог бы представить себе ничего другого, только запах её волос.

Ласкать её и обладать ею было неосуществимым, немыслимым. Это погубило бы его. Разрушило бы его жизнь. И стоило всей его жизни, ведь одно соприкосновение их рук, тяжесть её тела на плече, прядь русых волос, задевшая его щеку, один вид её губ, внезапно томительно захватывающих одна другую, давно волновали его больше, чем все увиденные сны.

Но разочарование и отвращение. Если бы они ждали его в конце. Как бывало всегда. Он бы не вынес. Он бы наложил на себя руки. Лучше было никогда не обладать ею.

Он был рад, что она не осталась у него позавчера. Он вязал платье, видя её перед собой, каждым движением словно прикасаясь к ней и даря тысячи объятий и ласк, желая навсегда превратиться в нити, что охватят её. Но – страшился реальных прикосновений. И боялся сегодняшнего дня. Хотя уже не мог, даже в мыслях, отказаться от неё. Но боязнь его была глупостью. Вязкой паутинкой, которую смыли первые струи воды.

Упругая кожа зазвенела под шершавым полотенцем. Его тело дышало и билось. Оно воспротивилось бы любой одежде.

Аня вздрогнула. Спирит был обнажён. Появился без шума. Аня смешалась, смотрела украдкой. Стало стыдно смущенья. Ещё рано? Он слишком спешил? Он был бледен и худ, но строен и гибок.

Впитывал её глазами. Ане захотелось, чтобы он сейчас же придавил её своей тяжестью и вошёл в неё, внутрь. Но она пыталась оттягивать этот момент, как только могла.

У Милы были пижамы и халаты. Чисто мужские. Аня не допускала мысли, чтоб он их надел. Он не был для неё таким, как мужчины Милы. Она протянула простыню. Не таясь, смотрела на него. Он окутал торс белым.

Властно рукой захватил её голову, вплел пальцы в её волосы, их уста снова соединялись.

Она оттолкнулась последним усилием. Он прошёл мимо. Сел на кровать, отодвинув краешек стола.

– Я сейчас, – бросила ему Аня, сама устав от своего нетерпения.

– Зажги.

Он сказал. Кивком указав ей на свечу. Аня повернулась к нему спиной. Продолжая чувствовать его взгляд. Поколебалась. Чиркнула спичкой.

Отошла.

Обернулась.

Пламя стало овальным светом зеркала и упало на овал стола. Он погасил бра. Было так красиво между темнотой и светом. Она не могла представить, что скоро будет там, рядом с ним. Всё вдруг показалось ей нереальным, далеким. Она замешкалась. Но уже некуда было спешить.

– Я недолго, – сказала Аня и юркнула в ванную.