Весна 45-го года!

– Она была очень красивая, но ей никак не везло с женихами. А мама говорила, что все красивые женщины слабохарактерные и гулящие, поэтому от Марты и сбегали женихи.

На развалинах послышался какой-то грохот, и я снова достал ТТ.

Профессор подошел к перекошенной двери парадной и, с усилием оттолкнув ее, вошел во внутрь дома, вернее в то, что от него осталось.

В этот момент в переулок свернули два казачка и я, не боясь за тыл, последовал за ним.

Как оказалось при осмотре, часть парадной и первого этажа все же уцелела. Может, поэтому оставшаяся стена дома, имея хоть какую-то опору, устояла.

Из трех квартир целы оказались две.

Где-то снова послышался грохот, и профессор, поднявшись по лестнице, усланной битым кирпичом, аккуратно открыл дверь квартиры слева.

Я пошел следом. Аккуратно ступая по лестнице, я увидел зияющую пустоту лестничного пролета второго этажа и яркий уличный свет за покосившимися дверьми второй квартиры, прямо перед собой.

В первой квартире, находившейся слева, почти все было цело.

– Фрау Гретта! – произнес профессор по-немецки и также по-немецки спросил, – Есть кто?

В дверном проеме, прямо перед профессором, в ту же секунду, невесть откуда, вырос высокий парень в форме гитлерюгенда.

Находясь от профессора в нескольких метрах, я лишь успел крикнуть, – ложись!

Очередь из МР-40 прошила входную дверь надо мной и я, падая, несколько раз, не целясь, выстрелил в дверной проем.

Немец скрылся за дверью, и я услышал звон разбивающегося оконного стекла и следом за этим очередь из ППШ и окрик на всю улицу, – А ну стой! Фриц!

После первой очереди раздалась вторая, более звонкая, из ППС и я, вбежав в комнату, подошел к разбитому окну.

Картина, разворачивающаяся на улице, была в завершении. Сержант Черный держал на мушке неудачного стрелка, пока лейтенант обыскивал его.

– Захомутали, – гордо ответил сержант, глядя на меня.

– Перевяжите его, – кивнул я, – а мы тут посмотрим еще.

– Слушаюсь, товарищ майор, – ответил лейтенант.

Профессора я нашел в соседней комнате возле кресла-каталки на котором сидела очень старая женщина, закутанная в несколько разноцветных шалей.

Профессор, говоря по-немецки и повторяя одни и те же слова, пытался у нее что-то узнать, но женщина в силу своего возраста лишь смотрела на покосившийся портрет Гитлера, висящий на стене и, тыча в него своей сухой рукой, повторяла: – Капут, капут!

Чтобы прервать этот бесполезный разговор, я подошел к портрету и, сняв его, перевернул и бросил на пол.

Женщина на секунду замолчала, и ее взгляд переключился на меня.

И в следующее мгновение она завела новую пластинку, – нихт СС, нихт СС!

– Это фрау Гретта, – разогнулся профессор, – весь этот дом когда-то принадлежал ее отцу.

– Сколько ей? – спросил я.

– Должно быть, не меньше восьмидесяти лет, – ответил профессор.

– И что вы у нее хотели узнать? – удивился я его наивности, – она, похоже, давно уже не в себе.

– Я надеялся узнать, что стало с мамой, – ответил профессор.

В этот момент в дверях появился генерал, – какого хрена у вас тут происходит!

– Вы охренели, гражданин Миллер?! – кипел генерал. – Хотите меня под трибунал подвести?

За генералом в комнату вошел лейтенант, которому тоже досталось на пироги, – а ты, лейтенант! Что у вас там за немец?

– Виноват, товарищ генерал-майор, – повел бровями Капитонов, – так он отсюда из окошка сиганул.

– Разрешите, я все объясню, – загородил я профессора.

Генерал, тяжело вздохнув и вытирая со лба пот, молча махнул мне следовать за ним, а я в свою очередь кивком головы приказал лейтенанту охранять профессора.

– Есть! – с полтычка понял меня Капитонов и закрыл за нами с генералом двери на кухню.

Понимая важность нашей миссии и не желая терять профессора из-за его глупой ностальгии, я пошел на должностное преступление и просто соврал генералу. Я наговорил кучу бреда о том, что профессор заметил немчуренка, который целился в грузовик и, желая обезвредить его, выскочил из грузовика и загнал его в этот дом. Ну а дальше уже подоспел и я с пластунами.

Поверил ли генерал-майор в мое сочинение или нет, я не знаю, только он слегка улыбнулся и приказал мне сдать немчуренка патрулю и возвращаться обратно в машину.

Когда мы с генералом вышли с кухни, я встретился взглядом с профессором, и он понял, что всей правды генералу я не рассказал.

С тех пор, как мне кажется, он стал мне доверять гораздо больше.

А я больше нигде не упоминал, что случилось по дороге на Темпельхоф, да и пластунам приказал рот не раскрывать.

На аэродроме нас уже ждали. Студ затормозил возле дальних ангаров и генерал, как заправский парашютист, зависнув на подножке, спрыгнул на бетон, не дожидаясь полной остановки грузовика.

– За мной, – приказал он, и мы, подчиняясь, пошли за ним в сторону большого ангара, над которым была натянута маскировочная сеть.

Сержант, находившийся в охранении, поприветствовал его и, пропустив нас всех во внутрь, закрыл дверь.