Весна

Так и просидели двое у озера до самого утра. Сыскали они друг в друге успокоение, так думалось Весне. Она-то по-девичьи мечтала о радостях жития в заповедном лесу, о том, как будет опорой для своего друга сердечного, а Лан мыслил об обратном, боязно ему было за любимую, покуда жили в памяти те страшные дни, когда люди лишили его родной матери. Да и что он мог предложить такой красавице? Никак худую избу и чащу темную. Не того достойна Весна, ей бы звездочкой яркой сиять средь прочих девиц да юношей, но никак не прятаться в лесах дремучих.

А когда солнце поднялось высоко, то оставил Лан сердечную, отправился в чащу. Желал он услышать там слово божеское, а вдруг Велес явится, вдруг направит, советом мудрым одарит. Но Велесу нынче было не до терзаний его верного слуги, он ожидал явления самого Перуна. Тот долго ждать себя не заставил, явился вовремя. Как и полагается, спустился на колеснице золоченой.

- Ну? Зачем кликал? – Перун нахмурился, руки могучие на груди сложил.

- Да не серчай, громовержец, не серчай. Давай присядем, потолкуем о делах наших. Ты-то поди понял уже, победа за мной будет. – Велес наоборот, в улыбке расплылся. На пень дубовый уселся и с хитрицой в глазах на Перуна поглядывает.

- Ты не торопись, Велес. Спор об чем был? Что воительница моя демона твоего подчинит, а после жизни лишит. Он ужо у ног ее возлежит, осталось дело за малым.

- Ох, не знаешь ты жизни мирской, совсем засиделся на верхах. Токмо и гремишь почем зря. Весна твоя людьми воспитана, в ней человечьего больше, чем в тебе божеского. Дева к моему супостату чувства имеет, посему убить не посмеет, рука не подымется.

- Не бывать этому! - вскричал Перун и топнул ногой, что аж земля содрогнулась, а Велес чуть с пня не слетел.

- Поглядим… - буркнул Велес и приготовился было обратиться в зверя дикого, да Перун окликнул.

- Не забудь, сын Рода! Ежели за мной победа будет, то жить тебе шесть сотен лет в обличии Змея и к людям не соваться!

- А как же, помню-помню. Токмо и ты не забудь, за свою победу стребую с тебя плату достойную.

- Мое-то слово кремень.

Велес токмо скривился, после в ладоши хлопнул, да в кабана обратился, а Перун вернулся в колесницу, кони тут же на дыбы встали и ввысь вознеслись, а Велес вслед собрату своему брезгливо хрюкнул и в лес убежал.

Лан весь лес обошел, но хозяина своего не сыскал, посему решил дождаться ночи темной, авось Велес и появится в месте особенном, где они встречи тайные устраивали. К Весне возвращаться смысла не имелось, говорить-то не о чем, а пустыми обещаньями сыпать - только красу обижать.

Весна тем временем порядки в избе наводила, да песни пела. Дубам-мудрецам сии песни по нраву пришлись, они заскрипели, принялись ветками размахивать да листвой шуршать в такт напевам девичьим. К вечеру дела все были деланы, переделаны и пригорюнилась девица, присела у костра, принялась косу расплетать да тихо шептать себе под нос:

- Никак деру дал… Эх, трусливый нынче мужик пошел. Не нужна я ему здесь, возится со мною, а сам в чащу смотрит. Да и чего желать от демона лесного? Дикой он, озлобленный.

- Не такой уж и дикой, - вдруг послышалось из-за дерева.

Дева вздрогнула, уставилась в темноту:

- Кто там страх нагоняет? Покажись, коль не шутишь…

- Чего ж не показаться, вот он я – вышел на свет старичок, ростом с отрока желторотого. Тут и признала его Весна.

- Леший?

- Он самый, - прищурился дедушка. – Пустишь к огню-то? Зябко вечером в лесной чаще, погреться бы… Раз уж похлебки не пожалела, не пожалей и тепла для старца.

- Садись дедушка, - подорвалась Весна с места, набросила шкуру на бревно, дабы Лешему сиделось мягко.

- Благодарствую, красавица.

Леший с довольным лицом уселся на бревно, бороду на плечо закинул, а после руки к огню протянул:

- Почем Лана зверем кличешь? А?

- А разве не зверь он? Разве не лесом воспитан, не Велесом холен и лелеян?

- Верно говоришь, токмо не путай дикой облик с дикой душой. Душа у него человеческая, добротою ко всему живому преисполненная. И к тебе тоже.

- Хм! – хмыкнула Весна и отвернулась. – Не правда это, ему лес дороже. Вон, стоило раскрыться, как умотал в чащу, по сей час не видать.

- Боится он, за себя, за тебя… Думу думает. Вот ты, готова ему опорой стать? Готова мирское променять на житье в дремучей чаще?

- Ох, не знаю, не знаю, дедушка.

- То-то и оно. Лан чувствует сомнения в сердце твоем, оттого и страшится. Не гневись на него, покуда сама не приняла решения.

- Не все так просто, - вздохнула дева, глаза заблестели. – На распутье я.

- Знаю, слыхал о божьих происках. Велено тебе совершить лихое деяние. Токмо ты знай, Боги порою похлеще детей малых, как вздумают чего, так будут душу мотать. Для них игры это, увеселения, а для тебя - боль и терзания.

- Не трону я Лана, не смогу. Пусть Перун хоть перевернется в колеснице своей, но супротив сердца не пойду.

- Да, тяжки дела. Ежели решишься на шаг отчаянный, зови. Помогу. Постучишь по стволу осины три раза, обернешься вокруг себя столько же, и прошептать не забудь: «Леший, Леший наворожи, тропку к дому укажи».

- Благодарствую, дедушка.