— Ну, хватит тебе, девочка! Столько лет уже прошло! Хотя Леночку мою жалко, сам виноват. Но теперь хоть знаю, что внучка у меня есть!
Я так же резко, как и начала, перестала плакать, уставилась на него:
— Так это ваша дочь?
И он рассказал историю своей жизни. Они учились вместе с Тамарой. Любовь у них завертелась ещё на третьем курсе, в аспирантуре Тамара забеременела, а Степан Григорьевич отказался расписаться, попросил из армии его дождаться. И в это время Тамара родила, но обиделась, что они не расписались, и в графе «отец» прочерк поставила. А когда он вернулся, то и дело ругались и разошлись в итоге, так и не поженившись. Но работали на разных кафедрах, всё равно приходилось общаться, и за жизнью Леночки Степан Григорьевич старался следить. Потом Тамара вышла замуж и запретила им общаться, а Леночке навязала нового отца.
Даже Тим был в шоке, не говоря уже обо мне.
— Получается, вы мой родной дед?!
— Получается так! — смущённо улыбнулся он.
И я растерялась. Я так долго искала родственников. Так радовалась, когда нашла ниточки к бабушке и родителям. И так хотела ещё найти хоть какую-то зацепку, информацию. А тут внезапно нашла живого деда, а эмоций никаких. Не было безумной безудержной радости, как и разочарования, опять ступор. Передо мной сидел совершенно посторонний человек, и он мне был роднее родителей. Но их я любила, а к Степану Григорьевичу не чувствовала ничего. Мне нужно было переварить эту информацию, и я поспешила встать. Лишь кивнула на фотографию:
— Спасибо вам за всё! Нам уже пора! Можно я только сфотографирую, на память?
Степан Григорьевич тоже встал, смотрел на меня и всё так же растерянно улыбался, он, видимо, тоже не знал, как реагировать на внезапно появившуюся внучку.
— Яна, я понимаю, что столько воды утекло и родными нам уже не стать, но, быть может, иногда общаясь, мы нашли бы что-то общее.
Мы обменялись контактами, попрощались, но в дверях Степан Григорьевич вдруг окликнул меня:
— Яна, подожди! Думаю, это стоит отдать тебе! Подожди минуту! — он порылся в ящике стола, взял ключ и ушёл. Вернулся через пять минут и отдал мне свёрток. — Тамара написала до востребования. Написала, что нужно будет провести исследования. Когда она вернётся, всё расскажет. Но мы, сколько ни исследовали, так и не поняли, что это такое. Ни камень, ни минерал. Последней строчкой она написала, если с ней что-то случится, досконально исследовать, и, если представляет ценность, отдать часть находки её дочери. В этой вещи нет ценности, да и родственников у Тамары больше нет, поэтому отдам тебе. На память.
Я развернула свёрток, и у меня задрожали руки. Тим заглянул и тяжело вздохнул: там лежали два шарика. Синий и оранжевый. По спине поползли мурашки. Нашлись недостающие кусочки пазла.
Когда мы вышли из института, меня ещё потряхивало, Тим крепко держал меня за руку. Он знал про воспоминания Равиля, я ему рассказала. Знал, что не хватало как раз двух элементов.
— Теперь у тебя есть дед! И он тебе и про бабушку расскажет, и про маму! Почему нет радости?
— Мне надо это переварить! Моя родная мама, получается, и не знала своего отца, — я открыла на телефоне её фотографию. Моя вера в генетику не подвела, сходство было очевидно.
Мы побродили немного, а когда уселись на лавочку у фонтана, я достала шарики.
— Ты собрала всю мозаику, что теперь планируешь с ними делать?
— А ты? Тебе не интересно, какая в них за сила? Тем более это твой любимый цвет!
— Этот я бы себе оставил, — хмыкнул Тим и взял в руки оранжевый, вглядывался в него, просветил на солнце. — Но я слишком слаб для этих сил. Вспыльчивый и злой, они меня поработят. Поэтому предлагаю от них избавиться! — Тим снова положил шарик на мою ладонь.
— И вовсе ты не злой!
— Я чуть человека не убил, — Тим отвёл взгляд.
— А ведь я тоже, — я прижалась к нему. Хоть и было жарко, но меня обдало холодом изнутри от воспоминаний. — Мне очень хотелось убить Равиля, после того как я побывала в его голове. Не знаю, что меня остановило. Даже сейчас думаю об этом, и так страшно становится. Понять, что я убийца! Монстр! А ведь Равиль тоже потом про себя это понял, и его силы сожрали изнутри. Вытравили из него всё хорошее, чтобы он жил не с чувством вины, а с ощущением всемогущества. Тим, это так страшно! Ты прав! Лучшее, что мы можем сделать, — это избавиться от этого! Если сила изначально создана из зла, она никому не принесёт ничего хорошего!
Тим вдруг прижал меня к себе сильно-сильно:
— Вот поэтому я тебя и люблю! Потому что ты тогда не убила паука, который тебя напугал в лесу. И Равиля, хоть он и заслужил. Ты оказалась сильнее влияния шаров!
— Это потому что я слабая. Даже разозлиться нормально не могу и всех всегда прощаю, — хмыкнула я.
— Только это в итоге всех спасло! И Ковалёва, и Равиля, и нас, и паука!
Тим говорил так серьёзно и везде приплетал этого несчастного паука, что я рассмеялась.
— Давай правда избавимся от шариков.
— В унитаз?!
— Лучше в реку!