Весна безумия

Я постоянно принюхивалась ко всему, везде мерещился запах пива и сигарет. Моё обоняние работало, наверное, на двести процентов, настолько остро я стала чувствовать запахи.

Со временем меня пугало всё больше и больше вещей: старшеклассники в школе, полутёмные коридоры. Затем я стала бояться контрольных, проверочных работ. Меня сковывал такой же звериный ужас, как и при виде арки. Бросало в пот, сбивалось дыхание, и сердце быстро-быстро билось, казалось, ещё секунда, и я задохнусь, умру.

За год моя тревога переросла в панические атаки, которые раз за разом становились всё сильнее. И я не понимала, что со мной происходит, это вселяло ещё большую тревогу.

В четырнадцать, когда моё тело повзрослело, стало настолько страшно, что я отказалась выходить из дома. Мне мерещились глумливые голоса тех парней в голове. Всё время казалось, что они прямо за спиной, они нашли меня. Я начала думать, что схожу с ума.

Родители отводили меня, как маленькую в гимназию, пока однажды я не стала падать в обмороки.

Так я и оказалась в психоневрологическом отделении детской больницы. Мне почему-то поставили диагноз Посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР). Сначала меня лечили транквилизаторами, потом начались сеансы с психологом, и параллельно почти три года антидепрессантов. Потребовался, наверное, год, чтобы подобрать нужный препарат, но зато за это время я пришла в норму и полностью избавилась от панических атак. Потом постепенно снижала дозу лекарств, и в прошлом мае совсем ушла от антидепрессантов.

Я никому ничего не рассказывала, даже Инге. Мне было стыдно и страшно. И я чувствовала вину, ведь наверняка бы начались вопросы типа: «Почему ты не кричала? Почему не отбивалась?»

Сама задавала себе эти вопросы сотни раз и не находила ответа. Страх будто парализовал меня тогда, и я не сопротивлялась. Позже мой мозг выдал историю, за которую я уцепилась, как за спасательный круг. Верила в неё, будто это было правдой, и рассказывала всем, что в этой арке когда-то убили маленькую девочку, и поэтому я боялась там ходить. Хотя доля правды в выдуманной истории была, мне казалось, в этой арке, действительно, убили маленькую девочку внутри меня.

Сейчас я уже подкована в теории, перечитала после больницы кучу информации про панические атаки (ПА) и про ПТСР. В то время как раз и осознала, что ПА меня не убьёт, а когда знаешь врага в лицо, его легче победить.

Целый год после больницы ходила к психологу, мы разобрали мою тревогу на атомы. Меня заставляли её рисовать, лепить, писать тревоге письма. Я помню, рисовала большого чёрного паука. Хоть пауков я не боялась, но моя тревога выглядела именно так. Паук всегда напрыгивал на меня и начинал заматывать в паутину. Каждый раз я задыхалась и мысленно готовилась к смерти. Но когда нарисовала его, вылепила, честно спросила, от чего паук хочет меня уберечь, то заметила, что ПА становились всё реже и слабее. Я научилась смотреть своему пауку прямо в лицо.

Самым сложным оказалось избавиться от страха запахов. Я до смерти боялась запаха пива. И психолог даже однажды принесла на приём бутылку тёмного. Психолог в больнице заставляла меня нюхать и даже пить пиво! Оказалось, что этот напиток хоть и мерзкий на вкус и запах, но меня не убил. И постепенно я перестала его бояться, но обострённое обоняние так и не прошло.

Глава 9. Примирение

— Мам, больше такого не повторится, — пообещала я.

Мне стало стыдно за вчерашнюю истерику: мама была такая молчаливая и грустная.

— Яночка, ты всегда можешь рассказать мне всё, что тебя тревожит.

«Чтобы и ты тревожилась?» — мысленно ответила я.

Мама и без меня нервная, постоянно беспокоится обо всём подряд. Поэтому я миллион раз подумаю, прежде чем рассказать ей что-то. И обычно редко делюсь проблемами. Если мне нужно было выговориться, я отправлялась к подруге.

Инга между делом периодически напоминала о себе. Но, пока я была в больнице и ехала с мамой обратно, не читала сообщений.