Весна безумия

Пришлось так и идти, привалившись к боку Петренко, ладонь я так и не убирала от глаза, горела вся половина лица, а скула неприятно пульсировала. Когда мы пересекали атриум, Тим сидел там, заметил нас и тут же подскочил:

— Что случилось?

— Мячом зарядили Яне в глаз, — пояснил Коля.

— Покажи, — Тим встал прямо передо мной, и я нехотя убрала ладонь, она охлаждала обожжённую кожу.

— Жесть! — сморщился Тим и сердито заговорил, спрашивая у Коли. — Кто, блин, такой меткий?! Илюха?!

— Нет, Боря. Он не специально, высоко передал, а Ден не взял, и прям в девчонок. Ладно, мы в медпункт.

— Я сам доведу, — и Тим протянул руки, но Коля вцепился в меня ещё крепче, отодвигая.

— А я что, не доведу?! — фыркнул Петренко.

— Коль, мы правда лучше с Тимом дойдём, — попросилась я.

— Я обещал физруку, — упрямился тот, обнимая крепче. — Я и отведу!

Тим поджал губы, кивнул мне:

— Ладно, идите, я сейчас догоню, — он одним рывком долетел до своих вещей, быстро сгрёб их в рюкзак и побежал в сторону столовой.

А мы медленно поплелись на четвёртый этаж в медкабинет. Мне было жутко некомфортно под крылом Коли, особенно на глазах у Тима, да ещё и Петренко заартачился и отказывался выпускать меня.

Тим догнал нас на третьем этаже, держал в руке пол-литровую бутылку воды и пакет со снегом.

— Тебе нужно холодное приложить, иначе отёк будет.

Медсестра в кабинете была одна, просматривала карты и заполняла бумаги. Спросила примерно то же, что и физрук, потрогала шишку на затылке, попыталась выгнать Колю с Тимом, но они заупрямились и отказались уходить.

— Лёд — это хорошо, — взяла она пакет со снегом у Тима, обернула его в полотенце, вручила мне. — Держи у глаза, десять секунд держишь, на десять убираешь. Сотрясения нет, но посиди тут до конца урока под моим присмотром на всякий случай. Мальчики, а вы свободны! — обернулась она к стоящим у дверей парням.

Коля сразу вышел, а Тим ловко проскользнул мимо медсестры и уселся рядом со мной на кушетку. Взял бутылку с водой и приложил к затылку, пояснил медсестре:

— Как она сама в двух местах холод держать будет?

Та цокнула, но махнула на Тима рукой:

— Не болтайте только! — и снова уселась за стол.

Какое-то время мы сидели молча, Тим действительно держал холодную воду на моём затылке, смотрел на меня грустно. А я поглядывала на него одним глазом, и в очередной раз, когда на время отняла руку с холодом, Тим вдруг улыбнулся. От этого мне стало теплее, мои губы тоже дрогнули в улыбке, и даже боль чуть отступила.

— Ты чего улыбаешься? — осторожно прошептала я, косясь на медсестру.

— У тебя теперь будет фингал с рисунком, — еле слышно проговорил он. — В мелкую крапинку от мяча.

Улыбка сразу сползла с моего лица. Тоже мне радость! Ходить с фингалом мне совсем не улыбалось, будь он хоть разрисован хохломой. Я вздохнула и вновь приложила холодный свёрток к лицу.

Тим разглядывал меня и улыбался своей тёплой улыбкой, которую я так любила. Я не могла на него спокойно смотреть, когда у него такое лицо. Тоже начинала лыбиться, как дурочка. Но зато становилось сразу так хорошо, тепло на душе, начинала чувствовать себя счастливей.

Ухватилась за мысль, что, если я увидела улыбку Тима, значит, день прошёл не зря. Наверное, именно это я и любила в нём больше всего, хотя всё же нет, ещё и поцелуи. А его запах, а руки? Когда его большие горячие и сильные ладони обнимали меня или мы переплетали пальцы, во мне просыпалась удивительная уверенность. Тим был таким надёжным и любимым, что я ни секунды не сомневалась, что так будет всегда.

Глава 36. Низкая планка

Оставшиеся уроки я проходила с ладонью у лица, чем вызвала новую волну сплетен. Особенно злорадствовали филологини в общем чате параллели, гадая, откуда у меня фингал.

«Илья не стерпел измены», — читала я на большой перемене опять в телефоне Инги. И если бы рука и так не лежала на моём лице, я бы точно сделала фейспалм.

Инга в этот раз не ввязывалась в срач и тоже посмеивалась, читая весь этот бред. Илья ведь заявил, что мы с ним вместе, а на следующий день я уже ходила вместе с Тимом. Так что синяк филологини считали «заслуженным» и всячески жалели Илью.

— Вот это у них подгорает от тебя! — смеялась Инга, пролистывая переписку. — Какая, Яна, ты всё-таки бессердечная стерва, обидела несчастного Илюшу. Они там, похоже, уже в очередь выстраиваются, кто будет лечить его разбитое сердце.

Это действительно выглядело смешно, я бы тоже от души посмеялась, если бы лицо и глаз так не болели.

Медсестра рекомендовала мне сделать йодную сетку на месте ушиба, но Тим сказал, что нужна мазь, и после школы сразу потащил меня в аптеку и купил мне «Троксевазин».

— Это мастхэв от ушибов, растяжений и синяков. Отёк хорошо снимает. Утром, вечером мажь, дня за три пройдёт. У меня в месяц тюбик точно улетает, — хмыкнул он.

А на следующий день Тим принёс мне толстый букетик подснежников, положил на парту и усмехнулся.

— Синие!

Вот как его можно не любить?! Я улыбалась, наверное, от уха до уха. День уже прошёл не зря.

Галочка рядом цокнула. Я покосилась на неё, её лицо выражало вселенское недовольство.