Тим тем временем долил карбонат калия в обе пробирки. Засунул их в подставки и открыл свою тетрадь, переписывал у меня формулы и выводы. Мыслями я, конечно, была не в химии, но писала и улыбалась. Поняла, что, когда Тим рядом, об учёбе думать не получается.
— Нам нельзя сидеть вместе, — усмехнулась я, когда мы вышли из класса и отправились в раздевалку рядом, держась за руки.
— Клячик, что за приколы?! — позади нас вырос Ковалёв, мы обернулись и остановились. — Ты тупой?! Я тебе ясно сказал отвалить от Яночки!
Тим смотрел на Илью с вызовом:
— Илюх, это, похоже, ты тупой! Отвали, а?!
— С каких пор ты такой борзый стал?! — Ковалёв прищурился. — Папочка перестал пороть?!
Тим сжал кулаки, напряг скулы, но молчал. А Илья хмыкнул:
— Неужели порет до сих пор?!
— Тим, пойдём, — я схватила Тима за руку и потянула к себе.
— Что, Яночка, завела себе собачку?! — Илья теперь сверлил взглядом меня. — Надо было брать ротвейлера, а не этого чихуахуа.
И Тим не выдержал, так толкнул Илью в грудь, что тот отлетел на два метра, ещё и на пятой точке проехал. Все, кто были в коридоре, замерли и уставились на Тима, а только я замечала красные всполохи на его сжатых в кулаки руках.
— Тим, не трогай его, пошли! — потянула его из коридора, но он был будто каменный. — Ты же можешь его убить!
Потом я встала перед ним и заглянула ему в лицо, но глаза его горели огнём, вдоль радужной оболочки шли красные всполохи. Ноздри раздувались от злости, лицо исказила гримаса ненависти.
— Что, недомерок, это всё, что ты можешь?! — Илья встал, отряхнулся, но близко не подходил.
— Тим, услышь меня! — я взяла лицо Тима в прохладные ладони, его кожа была горячая, но огонь в глазах потух, Тим расслабился, перевёл взгляд на меня и растерянно кивнул.
Мы ушли в раздевалку, Илья отстал. Зато рядом с нами шагала Инга, она была в коридоре, когда всё случилось.
— С виду маленький, а Илюху запулил как шар для боулинга, — усмехнулась она.
Тим был сам не свой, очень задумчивый. Из гимназии мы вышли втроём:
— Вы куда сейчас? — спросила нас Инга.
Я посмотрела на Тима, но он был будто не с нами:
— Ти-и-им, — заглянула ему в лицо. — Какие у нас планы?
— Если ты домой не пойдёшь, то пошли ко мне, у меня никого, — вынырнул он из задумчивости.
И я согласилась, всё равно Тим уедет вечером на тренировку, и у нас было не так много времени побыть вдвоём. С ним явно что-то произошло, но, сколько я ни допытывалась, он всё время уверял, что всё хорошо. Я вглядывалась в его лицо, искала там ответы. Тим чуть улыбался, когда я так пристально его рассматривала, или сразу же начинал меня целовать.
Но ведь я чувствовала, что что-то не так, Тима что-то тревожило после встречи с Ковалёвым. Я всё анализировала, что так разозлило Тима, раньше он все оскорбления просто пропускал мимо ушей, а сегодня словно взорвался. Тим накормил меня обедом, а потом достал из морозилки ведёрко ванильного мороженого, взял две ложки. И мы, расположившись на диване, сидели и ели мороженое.
— Тим, это правда, что тебя отец порол?
— В детстве бывало, — Тим поджал губы, потом чуть усмехнулся. — Потом уже не мог меня поймать.
— Может, ты на меня обижаешься из-за Ковалёва?
— Нет, я всё понял, — сказал, но всё равно напрягся. Значит, дело всё-таки в Илье. Любое упоминание Ковалёва триггерило Тима.
— Или дело в том, что писали обо мне филологини?
— На это вообще пофигу, — Тим положил в рот очередную ложку мороженого. — Ты из-за них сегодня разревелась, из-за общего чата?
Я кивнула, и в груди неприятно защемило.
— Хейта не избежать, но всё, что о тебе пишут, всегда больше говорит о тех, кто пишет, а не о тебе. Знаешь, как я делаю? Я представляю, что вместо моего имени человек ставит своё и признаётся в том, что написал. Короче, если я вижу, к примеру, «Тим — лузер», в голове представляю, что человек подходит ко мне и признаётся: «Я лузер». Хотя после всех унижений от отца, любой хейт для меня — пустой звук, — Тим хмыкнул. — Мне реально пофигу, что обо мне или о тебе говорят. У нас с Пашей полно хейтеров, и мы им даже благодарны, холивары в комментах поднимают рейтинги.
И я попробовала представить ту же Игнатову, как она пишет в чат «Я шлюха и лесби!», и от её воображаемого каминг-аута мне вдруг стало смешно и одновременно легко. Метод Тима работал.
— А почему тогда сегодня толкнул Ковалёва?
Тим опять нахмурился.
— Не знаю, наверное, потому что он начал цеплять тебя.
— Тим, пообещай мне, что не будешь связываться с Ильёй. Я не переживу, если тебя выгонят из гимназии.
— Я постараюсь, — Тим доскрёб последнюю ложку мороженого со дна ведёрка, но не съел, а покормил меня. Я улыбнулась.
И мы долго целовались. Если сначала поцелуи были холодными и с привкусом ванили, то потом уже губы горели от того, какими прикосновения стали обжигающими.
34.2
Тиму вдруг кто-то начал названивать. После третьей попытки дозвона Тим не выдержал и ответил:
— Паштет, блин! Нет! Нет! Ты слышишь меня?! Паштет, задрал! Нет! Давай завтра, — вздохнул Тим и положил трубку.