Весна безумия

Как хорошо, что материалы и презентация для конференции у меня были готовы ещё с зимних каникул, иначе я бы точно не успела ничего сделать. Ещё раз полирнула речь, отправила все файлы Екатерине Сергеевне и думала отправиться к Инге, но та прислала мне сообщение, что к ней приехала мать на выходные, и они проведут их вместе.

Дома я не находила себе места, каждые пять минут заходила на страницу Тима, но он был в сети последний раз вчера. Я не выдержала и написала ему:

«Как ты? Надо поговорить, напиши мне».

Обида отступила, хоть я и смотрела теперь на «Троксевазин» со слезами на глазах. А когда хотела послушать музыку, вдруг осознала, что моя любимая группа теперь сплошь пропитана эмоциями с концерта. Слушать их я тоже не могла, все песни «Драгонсов» стали нашими с Тимом общими, сердце тут же начинало щемить и на глаза наворачивались слёзы. А с афиши над кроватью «Драгонсы» теперь смотрели на меня с осуждением.

Вчера я была уверена в своей правоте на сто процентов, а сегодня закрадывалось ощущение, что предала Тима, предала нас. Не дала ему даже объясниться, сразу же влепила клеймо монстра, отвернулась, как и все в школе.

На конференции впервые мне было всё равно. Раньше я так боялась публичных выступлений, что дрожала, словно в эпилептическом припадке. Сегодня выступила с ледяной меланхоличностью, хотя, наверное, нужно было улыбнуться, чтобы понравиться жюри. Но Екатерина Сергеевна меня похвалила, сказала, что я выглядела очень уверенной. Хотя я так не думала, мне просто было всё равно, хотелось побыстрее отделаться от этого всего и вернуться мыслями к Тиму.

Я просто варилась в постоянных мыслях о нём, не выпускала из рук телефон, но он в сети так и не появился, и, помимо щемящих чувств тоски и вины, в сердце заползла ещё и тревога.

Мне дали в итоге пятое место, но меня это не расстроило и не обрадовало. Прошло и прошло, хотя ещё пару месяцев назад я волновалась и считала эту конференцию чуть ли не судьбоносным событием.

Мы ехали с Екатериной Сергеевной на электричке назад. Мне впервые не хотелось слушать музыку, и я просто смотрела в окно на проносящийся однообразный пейзаж под размеренный стук колёс. Екатерина Сергеевна читала какую-то книгу, и я вдруг поняла, что это последний год, когда нас учит наша классная. Потом она наберёт новых детей, пятиклашек, и будет растить их. Стало грустно. Хоть мы и не были сильно близки, но постоянные подготовки к олимпиадам, конференциям и ботаника в кванториуме что-то да значили. Ей уже было за сорок, и она отличалась позитивом и добротой, хоть и могла проявить строгость, но постоянно организовывала для нас движухи, квизы, часто вытаскивала классом куда-нибудь. Я знала, что у неё две дочки, одна училась в меде, а другая ещё в седьмом классе. Всегда считала, что нам повезло с классным руководителем, я по-своему её любила, а то, что она гордилась мною, становилось лучшей наградой.

Не знаю, что меня подстегнуло заговорить, я не хотела отвлекать её от книги, да и мы особо никогда не общались на личные темы, но сейчас у меня ныло в груди.

— Екатерина Сергеевна, вы же знаете про Тимофея? Что он сделал в пятницу?

Она оторвала взгляд от книги и посмотрела на меня, вздохнула.

— Знаю, конечно.

— И? Его за это могут отчислить?

— Могут, — спокойно ответила она.

— Неужели ничего нельзя сделать, чтобы ему дали доучиться?! — наверное, вдруг сорвавшийся голос выдал меня.

— Во-первых, ничего пока не решили. В понедельник будет ясно. Я позвонила его родителям, отец сказал, что придёт. Во-вторых, зависит от того, что там с Ильёй. Он уехал в травмпункт, если он зафиксирует факт нападения в полиции, будет совсем плохо. Тимофея поставят на учёт, это ударит по репутации гимназии, и тогда его, скорее всего, отчислят.

Перспектива совсем не радовала, от Ильи можно было ожидать чего угодно. Неужели он заявит в полицию?

— А вы можете как-то повлиять, чтобы Тима... фея не отчислили?

— Я сделаю всё, что в моих силах. Конечно, я буду его защищать, — улыбнулась она. — Тимофей — мальчик добрый, спокойный. Хоть и оторванный от коллектива, но у него сплошь положительная характеристика. Единичный случай драки могут и простить, но, опять же, зависит не только от меня, но и от Ильи, и от директора, и от завуча. В понедельник разберёмся, поговорим с отцом Тимофея, с Ильёй, и сразу станет ясно — что к чему.

Я вздохнула. Отец Тимофея не будет защищать, а Илья и подавно. Тем более если директриса родственница Ковалёва, то шансов у Тима очень мало.

Тим не отвечал на мои сообщения, и это меня нервировало. Когда вернулась с конференции, взяла в руки зелёный шарик, но у меня так и не получилось его активировать, то меня отвлекла мама, потом я не смогла достаточно замахнуться, и он так и остался у меня в руке.

В эту ночь я почти не спала: то ворочалась, то проваливалась в короткий сон и тут же с тревогой просыпалась. Тим мне говорил, что должен вернуться с соревнований в ночь на понедельник, и я надеялась, что он прочтёт моё сообщение и ответит, но оно так и висело неоткрытым до утра.

Глава 40. Где ты?